– Замечательно. Надеюсь, что-нибудь осталось и для меня.
– Можешь не сомневаться. Что-то получилось не так?
– Если мне дадут помочиться, у вас будет шанс угостить меня ужином.
Я захлопнул дверь перед носом у Гадди, который попытался протиснуться за мной со своим рисунком. Облегчив мочевой пузырь, вымыл руки, а затем прошелся по дому, повсеместно выключая никому не нужный свет, и в конце концов ушел за стулом. Дедушка придвинул свой стул вплотную ко мне, лицо его было серьезным и бледным.
– Ну а теперь скажи нам…
– Одну минуту. Дайте хоть что-нибудь положить в рот… тогда кровь прильет к желудку… иначе у меня в черепе взорвутся мозги. И если у Кедми случится инсульт, Каминки заплатят за это оч-чень дорого…
Я уселся на своем стуле поудобней, достал из кармана мой чек, разложил его на столе и стал читать его, как я читаю по утрам газету в поисках хороших новостей. На этот раз новости были более чем оптимистичны. Похоже, что он поражен: вскакивает со стула и начинает кружить по комнате. Яэль отсылает Гадди в ванную, малышка умолкает, ее примеру в телевизоре следует Бегин. Музыкальная пауза. Осунувшееся лицо Яэли вызывает у меня сострадание, я вижу, как она устала.
– Ты что-нибудь поел сегодня за целый день? Твоя мать звонила несколько раз, все это время она ждала тебя, чтобы вместе поужинать. Куда ты исчез? Все-таки что-то случилось? Почему ты ничего не говоришь? Она ужасно за тебя волновалась.
– Можешь позвонить ей и сказать, что я сижу за столом с набитым ртом. Мне доставишь удовольствие, а ее избавишь от волнений.
Внезапно он перестает бродить по квартире и выпаливает:
– Что случилось? Так ты видел ее?
– Конечно видел. Можно мне еще немного яичницы? Пожалуйста.
– Ну и как она?
– В полном порядке. Поливает деревья.
– Но что она сказала? И как приняла тебя?
– Очень дружелюбно. Кстати, ее пес передавал тебе приветы, Яэль. Тебе отдельная благодарность за порошок для собаки.
Бросив последний взгляд на чек, я сложил его и спрятал в карман.
– Она подписала?
– Почти. Она захотела еще немного подумать.
– Подумать?
– Такое случается.
Зачем, ну зачем я связался с ними. Или виною тому мой паршивый характер?
Но тут, почти не плача, взрывается Яэль:
– Ты можешь говорить как человек? Ты сам ведь настоял, чтобы отправиться к ней самому, а теперь из тебя приходится клещами вытягивать каждое слово.
– Ну хорошо, хорошо. Я только хотел спокойно поесть. Простите меня… я просто не представлял себе, как вам приспичило. (Киссинджер представляет свой план правительству Израиля.) Я прибыл туда в три тридцать. Я разговаривал с молодым врачом, которого мне пришлось разбудить. Он сказал, что она в хорошей форме. Некоторые ее друзья знали, что я должен появиться… и зачем. Я нашел, что она посвежела и загар ей к лицу. Она поливала деревья. Я не знаю, является ли это новым видом терапии,