Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920 гг.). Илья Ратьковский

1918 г. войсками чехословацкого корпуса был захвачен Новониколаевск (сейчас Новосибирск). В местном Доме революции было арестовано практически все руководство города. 4 июня будут расстреляны председатель местной ЧК Ф. И. Горбань, заместитель ревтрибунала и заместитель председателя уездного исполкома А. И. Петухов, Член военного отдела Новониколаевского городского совета Ф. С. Шмурыгин, секретарь горкома партии, редактор рабочей газеты «Дело Революции» Ф. П. Серебренников, начальник штаба Красной гвардии, член исполкома новониколаевского городского совета Д. М. Полковников и другие видные местные большевики. Когда родственники пришли забирать тела погибших для похорон, то выяснилось что тела «погибших при попытке к бегству» изуродованы штыковыми и сабельными ударами[314]. О расстрелах 5 членов исполкома писали и советские газеты[315]. Организовавшая похороны расстрелянных 4 июня 1919 г. Е. Б. Ковальчук (Репина) в сентябре 1919 г. была также арестована чешской контрразведкой вместе с группой подпольщиков и будет расстреляна позднее. В октябре будут расстреляны также Клеппер и Шамшин. В камеры арестованных тюремщики, по воспоминаниям меньшевика Спекторского, бросали бомбы[316]. Первый председатель Новониколаевского горсовета В. Р. Романов будет расстрелян колчаковцами в 1919 г.

      26 (13) мая 1918 г. войсками чехословацкого корпуса захвачен Челябинск. За «разоружение» Челябинского гарнизона С. Н. Войцеховский впоследствии был награжден Георгиевским крестом 4-й степени. Все члены местного Совета были арестованы и позднее расстреляны[317]. Местное большевистское руководство было казнено оренбургскими казаками через порубание шашками. Характерно, что по отложившимся в архивах свидетельствам очевидца, «казаки подходили и просили у охраны, чтобы им дали хотя бы одного большевика, затем чтобы с ним расправиться»[318].

      Известный челябинский поэт-бард Олег Митяев посвятил этим событиям свою песню «Провинциальная история»:

      Городок, островочками кровель,

      Утром робко раздвинет сирень,

      Акварелью восхода в цвет крови

      Соловьиную выкрасит трель.

      От решетки свежо щеке,

      Сыро в тесном подвальчике.

      Мрак за плечи обнял, как брат,

      Между прутьев небес квадрат.

      Город взят белочехами

      (власть пока что с прорехами).

      Окна смотрят растерянно —

      Снова воля расстреляна.

      Казачье разудалое

      Самогон жрет подвалами,

      Да бормочет «Вечерний звон»

      Покалеченный граммофон.

      В тишь полночного шепота

      Дверь распахнута хохотом,

      Коренастенький есаул

      Перегаром свечу задул.

      А в палисадниках сирень, бледнея, осыпается,

      И ставни наглухо в домах закрыты до утра.

      От ног босых и от подков никто не просыпается,

      спят, запутавшись в ветвях, весенние ветра.

      Звонко цокают лошади

      По булыжнику площади,

      И шалеющий шашек