– Ева! – сказала Амелия, которая сразу же догадалась, в чем дело. – Дай ему поесть.
В Вердене Ева закупила всякой снеди, но служанке ничуть не улыбалось делиться ею с оборванцем, который сел на шею госпоже. Однако пришлось подчиниться: сердито сопя, Ева достала из-под сиденья кареты корзинку с едой, откуда торчали хлеб, бутылка вина и бок окорока. Луи, стоя рядом, смотрел, как Ева взяла хлеб, подумала, покосилась на новоиспеченного кучера и отломила от батона маленький кусочек.
– Это мне или воробьям? – поинтересовался Луи.
– Не хочешь, можешь не есть, – буркнула служанка по-немецки.
В следующее мгновение площадь возле церкви огласил возмущенный вопль. Кричала Ева, у которой Луи выхватил хлеб и, нимало не обинуясь, отломил от него добрую треть. Пришлось Амелии вмешаться и призвать служанку к порядку. Кроме того, она приказала дать кучеру вина и кусок окорока.
– Чтоб ты подавился! – с горечью промолвила Ева, видя, как проклятый оборванец, устроившись на козлах, без зазрения совести уплетает окорок. В ответ Луи расхохотался так, что едва не свалился на землю. Молодая пристяжная повела ушами и заржала.
– Ржет как лошадь, и ничего ему не станется! – возмутилась Ева.
Ее негодование выглядело так комично, что Луи захохотал еще громче и на сей раз и в самом деле едва не подавился. Он закашлялся, на глазах у него выступили слезы. А Ева в сердцах топнула ногой и побежала в церковь, где скрылась Амелия, – жаловаться госпоже.
Отчаянно жестикулируя, она объявила, что новый кучер – совершенно невыносимый тип, что он непочтителен, ест за четверых, вызывающе смеется и… И наверняка он обчистит их до нитки, как только они отвернутся.
– Скажи мне лучше: ты оставила его там одного? – неожиданно спросила Амелия.
Ева открыла рот. Она вспомнила, что деньги и вообще все их имущество было в карете и что ничто сейчас не мешало Луи хлестнуть лошадей и умчаться в облаке пыли. Подобрав юбки, она бросилась бежать из церкви.
Если бы Луи поступил именно так, как она полагала, если бы он воспользовался случаем и удрал, оставив их между двумя армиями без денег и вещей, Ева была бы, конечно, огорчена, но вместе с тем испытала бы и толику удовлетворения. Ведь она предупреждала госпожу, что оборванца не стоит брать на службу и что вообще ничего хорошего из этой затеи не получится. Поэтому служанка была почти разочарована, увидев, что Луи никуда не делся и что он по-прежнему сидит на козлах, истребляя верденские припасы. Он доел кусок окорока, отшвырнул бесполезную шкурку, перехватил взгляд Евы и широко ей улыбнулся. На его щеках вспыхнули ямочки. Ева ответила ему свирепым взором, забрала на всякий случай шкатулку из кареты и вернулась в церковь.
– Он там? – спросила Амелия.
– Да.
Подошел кюре и сказал, что для погребения все готово. Церемония заняла меньше часа, и Амелия, стоя под хмурым небом,