До сих пор нет ясных общепринятых критериев в том, что касается фундаментальных понятий семиотического знания; нет общепринятых критериев для отличения знакового от незнакового. Даже литературоведение, одна из самых неточных наук, может отличить литературу от нелитературы хотя бы по тому, что литературу читают, или хотя бы издают, или хотя бы называют литературой. Но знаки ведь вовсе не обязательно называть знаками, чтобы они стали знаками; во всяком случае, в семиотике принято полагать, что знаки как-то можно отличить от не-знаков.
Демаркация предмета – первый шаг науки. Семиотика до сих пор не сделала этого шага; точнее, семиотисты разошлись и продолжают расходиться в разных направлениях.
Одно из следствий такого положения дел – институциональная неопределённость семиотики: существует международная и ряд национальных семиотических ассоциаций, проводятся конгрессы, а преподаётся семиотика – эксплицитно, как семиотика, а не как литературоведение или «наука о культуре», Kulturwissenschaft – только в Эстонии, если оставаться в границах Европы; а вне Европы – в отдельных университетах Канады, США, Бразилии.
Замысел этого предисловия – не в том, чтобы призвать исследователей объединиться под тем или иным пониманием знака. Интересно понять, в чём причина такого положения дел.
Речь не идёт о семиотике вообще, но о её сегодняшнем состоянии. Сегодняшнюю семиотическую науку можно разделить на три ветви. Одна из них, наиболее интенсивно и наиболее, так сказать, беззаботно развивающаяся (главным образом за рубежом), – прикладная семиотика: это исследование языка жестов, работы в области зоосемиотики, социосемиотики, в сфере маркетинга (это направление – самое прибыльное – отчасти представлено и у нас), технологии рекламы и т. п. Прикладная семиотика не может (и не хочет) опираться на широкую семиотическую теорию: такой теории – в законченном или хотя бы оформленном виде – не существует. То, что делается в сфере прикладной семиотики, ждёт поэтому того часа, когда теоретики придут к более или менее удовлетворяющему всех согласию.
Хотя не существует широкой семиотической теории, существуют проекты – великие проекты семиотического знания. Ч. С. Пирс и Ф. де Соссюр: эти имена можно использовать как обозначения двух других направлений современной семиотики. На семиотических конгрессах одни представляют результаты конкретных прикладных разработок и исследований, другие говорят на языке Пирса, третьи – на языке последователей Соссюра, а совмещение этих языков если и происходит, то неизбежно лишь поверхностное.
Я думаю, именно эта особенность двух учений, о которых идёт речь, – их незавершённость, хочется сказать – принципиальная незавершимость, – и не позволяет учёным уверенно сделать первый главный шаг – или, сделав его, не оглядываться постоянно назад.
В соссюровском «Курсе…» собственно семиологии уделено всего несколько страниц; задача этой науки формулируется скромно: изучить «жизнь знаков в жизни общества» и «открыть нам, что такое знаки и какими законами они управляются». Более важную роль сыграло соссюровское представление о языке: действительность до или вне языка названа у него «аморфной и непознаваемой». В этом легко увидеть ограничение задач отдельной науки – лингвистики; однако с другой стороны лингвистика, по Соссюру, «может служить моделью (patron générale) для всей семиологии в целом, хотя язык – только одна из многих семиологических систем». Что должно произойти с доязыковой действительностью при расширении семиологии на несобственно лингвистические сферы, в «Курсе…» прямо не говорится; что действительно произошло при таком перенесении, известно: эта действительность так и осталась аморфной и непознаваемой, она исключена, точнее, исключается из семиологического рассмотрения. Область внеязыкового, или внетекстового, постепенно сокращалась за счёт расширения сферы семиотического, пока наконец, в эпоху постмодернизма, вообще не исчезла. Научный метод восторжествовал: он подчинил себе всё, о чём можно говорить, а то, о чём сказать нельзя, лишил существования. Эта стратегия продолжает действовать сегодня в постмодернистской филологии, культурологии, философии.
Великий проект Соссюра заключается в том, чтобы дать единый язык культуре. Тот же проект иначе создавал Фрейд, по-своему формулировал Ельмслев и структуралисты, единый язык – уничтожающий другие, встающий на место других – вырабатывался тоталитарными государствами, сейчас на этом языке говорит массовая культура: соссюрианство – не история лингвистики, не история науки, соссюрианство – это проект 20 века, Утопия Нового времени. Сейчас в лице постмодернизма соссюрианство говорит о своей принципиальной незавершимости и незавершаемости, стремится превратить историю в семиологию, чтобы спастись таким образом от конечной – исторической – оценки, называя себя порождением естественной