Прижавшись лицом к стеклу иллюминатора, Лана не отрываясь смотрела вниз, на грандиозно-величественное царство Снежной королевы. Их огромный лайнер словно завис над Ледовитым океаном, едва ли не над Северным полюсом. Лед дал трещины, образовав гигантскую мозаику. Ослепительная белизна не только не казалась однообразной, но вызывала целую симфонию чувств, возвышенных и волнующих. Это было причастие. Очищение. Приобщение к вечности, к жизни богов и белокрылых ангелов. А очищение и божественное благословение им были сейчас, ой, как необходимы.
Заставив себя оторваться от созерцания вечных льдов, Лана взглянула на мужа. Он крепко спал, смешно выпятив нижнюю губу и неудобно запрокинув голову. А говорил, не может спать в самолете. Обе дочери, притомившись от болтовни, тоже уснули – через проход от них. Как-то они приживутся на новом месте, да и приживутся ли вообще, с тревогой, уже в который раз подумалось Лане. За себя она не волновалась. Крутые повороты жизненных колизий ее никогда не пугали. Даже скорее наоборот – действовали, как острая приправа к обеду. И когда один из друзей задал ей перед отъездом провокационный вопрос – как она будет чувствовать себя там, без корней, Лана с оттенком самолюбования ответила: А кто сказал, что я – дерево? Я – облако. Мне не нужны корни. Я везде дома. Моя Родина – планета Земля.
– А сейчас у нас день или ночь? – осоловело поинтересовался муж, приоткрыв один глаз.
– У них здесь день, а у нас там ночь. Так что, если можешь, спи дальше, Левушка. Глядишь, и время скорее пройдет.
– Девочки спят?
– Ага.
– А ты чего ж?..
– И я попробую.
Он умолк, закрыл глаза и вскоре снова засопел, время от времени всхрапывая. Часы показывали четверть двенадцатого. По-московски почти полночь, а здесь Верховное Светило в самом зените. Покормили их через час после взлета какой-то дрянью и пообещали вторую и последнюю кормежку за полтора часа до посадки. Это что же получается? 7–8 часов перерыва! Ничего себе сервиз. Видно сказывается и тут развал и обнищание страны.
Куда они летят? Зачем? Что ждет их на другой стороне Земли? Однажды, много лет назад, Лане уже довелось оказаться в аналогичной ситуации. Правда, тогда, по молодости лет, она не понимала, что делает. Просто вышла замуж и переехала к мужу из Москвы в Армению, неожиданно попав в непонятную ей культуру, в чуждый быт и язык. А потом долго, мучительно приспосабливалась, ломая себя. Как могла она, имея такой опыт за плечами, снова броситься с головой в еще более опасную авантюру? Как позволила втянуть в нее своих детей? Хотя… это еще вопрос, кто кого втянул. У них с мужем и в мыслях не было отважиться на такое.
Под брюхом самолета проплыла и растворилась в дымке скованная льдом Гренландия. И теперь не было ничего, кроме Атлантического океана. Его поверхность выглядела на удивление неравномерной. Отсюда, с одиннадцатикилометровой высоты, были отчетливо видны могучие течения – этакие реки посреди воды, выделявшиеся более насыщенным цветом и направленностью потока. Заинтересовавшись, Лана стала пристальнее всматриваться в океанскую гладь и обнаружила на ней впадины и бугры, совсем как на твердой почве…
Интересно, радуется их приезду сын или будет тяготиться ими? Ведь они ему основательно добавят хлопот. Без его помощи им не обойтись. В чужой уклад не так-то легко вживаться. На то, чтобы его понять, нужно время. Много времени. Может и целой жизни не хватит. Особенно, когда жизни этой впереди остается не так уж и много.
Должно быть и она задремала. А когда опять посмотрела в иллюминатор, вдали уже проступали очертания канадских берегов. Вот он Северо-Американский континент, на котором ее семье суждено бросить якорь!
– Мамуль! – окликнула Лану младшая дочь. – Ужасно пить хочется.
– Там, в конце салона, у стюардесс кухня, – отозвалась Лана. – Попроси у них что хочешь – воду, сок, лимонад.
– А можно?
– Конечно, можно, глупенькая. На то они и поставлены, чтобы за нами ухаживать.
Изогнувшись длинным гибким телом, девочка выбралась из неудобного кресла, и, улыбнувшись матери, пошла в хвост самолета.
– Вика, и мне захвати, – крикнула ей вдогонку сестра.
Вике месяц назад исполнилось пятнадцать. Инга вступила в свою семнадцатую весну. Хоть она и старшая, а в сущности еще совсем ребенок. Импульсивная, взбалмошная, остро нуждающаяся в том, чтобы ее любили. Вика мечтательная, рассудительная, погруженная в себя. Если Инга жаждала постоянного общения, то Вике лучше всего было наедине с собой. Многие находили ее странной. Считали, что девочка никого не замечает вокруг, ни с кем первая не заговорит. Но, в случае необходимости, выяснялось, что она чувствует каждого конкретного человека, как никто другой, интуитивно ухватывая в нем самое главное. Инга была трусишкой и паникершей, Вика вообще не ведала страха. Случались ситуации, когда своим непоколебимым спокойствием она озадачивала и поражала. Отец приписывал это отсутствию жизненного опыта,