Я достала из буфета графин и пузатую бутылку бренди. В кухне я налила бренди в стакан.
– Вот. Выпейте это. Судя по всему, вам это не помешает, а потом вы сможете рассказать, что привело вас сюда.
Гостья обхватила стакан обеими руками и внимательно в него посмотрела, как будто янтарная жидкость превратилась в хрустальный шар, в котором ясно предстало будущее. Затем женщина посмотрела на меня глазами, такими же каштаново-рыжими, как и ее волосы. Взгляд у нее был очень пристальным, словно в моих глазах она видела то, чего не нашла в стакане бренди.
Откуда же я ее знаю?
Впечатление улетучилось, когда она, зажмурившись, понюхала бренди и одним глотком опрокинула его в себя. Закашлялась и стала давиться, говоря между приступами кашля:
– Ах ты, я-то подумала, что это имбирный эль. Что это? Так горло дерет.
– Бренди. Это бренди.
– Надо было предупредить. Я выпью еще, помедленнее.
Я налила ей в бокал на палец бренди из графина.
– Пейте маленькими глоточками. Осторожно. – Из Лондона я вернулась немного уставшей, но теперь усталость исчезла. Я ободряюще произнесла: – Расскажите-ка мне, что вас сюда привело.
Гостья так сильно сжала стакан, что я испугалась, как бы он не треснул.
– Как я сказала, у меня пропал муж. – Миссис Армстронг говорила монотонно и устало. – Я не знаю, жив он или мертв. О вас я подумала, потому что… ну, я слышала, что вы находите людей. – Она глотнула еще бренди, а затем потеряла к нему интерес и, поставив, оттолкнула стакан.
– Как зовут вашего мужа?
– Этан. Этан Армстронг.
Она сцепила руки, сложив их у самого живота и крутя большими пальцами, только так и проявляя возбуждение. И все же было в этом возбуждении что-то настолько осязаемое, что у меня засосало под ложечкой.
Мэри Джейн слегка наклонила голову набок:
– Я когда-то вас знала.
– О? Мы встречались раньше?
Она улыбнулась и покачала головой:
– Нет, не встречались, не совсем так.
Может, в конце концов, она все же сумасшедшая? Квартира моей экономки примыкала к дому. Мне стоило только позвонить в колокольчик – подать сигнал тревоги.
Успокойся, сказала я себе. Эта женщина расстроена. Она сама не знает, что говорит.
– Что вы имеете в виду?
– Вы бы не вспомнили.
Нет ничего более раздражающего, чем человек, который не хочет выкладывать самые простые сведения. У меня хорошая память на лица, а в этой женщине было что-то знакомое, однако же я не могла определить, где и когда с ней виделась.
– Это было во время войны?
– Можно и так сказать. В любом случае, давно. – Она пренебрежительно отмахнулась, словно то, где и когда наши дорожки пересекались, не имело значения.
– Вы приехали издалека?
– Из Грейт-Эпплвика.
Я покачала головой:
– Не могу сказать, что знаю это место.
– Никто не знает. Для этого оно слишком мало.