Семья Орловых – муж, жена и их восьмилетняя дочь Агата – наблюдала недружелюбный пейзаж из окна старенького японского внедорожника. Трое одновременно думали уютную мысль о том, как им повезло, что они вместе, в тепле, в безопасности. Измученные, они проделали порядочный путь из глухой деревни под Нижним Новгородом в Москву для того, чтобы выбрать недорогое жилье в аренду на первое время. Главе семьи Орловых предложили высокооплачиваемую по нижегородским меркам работу в столице и им предстояло переехать, быть может, и навсегда, «как пойдет», но главное – вместе, как они твердо-натвердо решили.
Не было ни снежинки, и оттого свету было решительно не за что зацепиться. Уже к пяти вечера над городом сгустилась суровая ноябрьская тьма, смешивая черное небо и серый асфальт и создавая идеальное полотно для городской иллюминации и ксеноновых огней чужих дорогих автомобилей.
Агата всю дорогу смотрела в окно, и ее не покидало чувство, будто ей здесь все знакомо, хотя это и был ее первый визит в Москву. Мегаполис наводил на девочку печаль – ей было так жаль грустных прохожих, и лысые унылые деревья, жалобно вздрагивавшие на ветру, и оттого казавшиеся совершенно несчастными, и эти равнодушно глядящие своими холодными глазами-фарами большие машины.
Первой смотрели «однушку» в Химках. Внутренне чертыхаясь, отец семейства с трудом втиснул машину на единственное свободное место. Некогда перспективный и жадно растерзанный застройщиками, этот город в городе, Химки, теперь считался «пожилым» и скоро должен был отметить свое первое столетие, но никаких улучшений за это время в него не вносилось. В частности, парковочный вопрос так и бросили нерешенным, так что многие жители отказались от машин и пересели на маршрутки. Благо этого добра хватало – кооперативы жадно дрались за каждого клиента.
Агата как будто узнала облупившийся, несмотря на недавний косметический ремонт, семнадцатиэтажный дом. Девочка безошибочно угадала, в какой они войдут подъезд и на какой поднимутся этаж. Обогнав родителей и остановившись перед нужной квартирой, Агата уставилась на табличку с цифрами – «двенадцать-двенадцать». С раннего детства Орлова-младшая везде замечала повторяющиеся цифры и принимала их за особые знамения, как будто кто-то передавал ей важную информацию с помощью этих знаков. Родителям она просто объясняла, что «ровные цифры приносят ей удачу», и они не видели в этой детской игре ничего необычного. Остановившись перед дверью, как зачарованная, всегда скромная и молчаливая Агата яростно выпалила:
– Мы не будем здесь жить!
– О чем ты говоришь? Почему? – в один голос изумились родители. Девочка понесла совершенную на взгляд родителей чушь о каких-то воспоминаниях. Желая доказать свои слова, она в деталях описала родителям убранство комнаты, ремонт в которой не делался по меньшей мере пятнадцать – двадцать лет. Главная деталь – размытый акварельный портрет – должна была венчать массивный итальянский стол, покрытый дорогой, но устаревшей тяжелой фиолетовой скатертью. На портрете, по словам девочки, была изображена красивая молодая женщина, по-видимому, хозяйка квартиры.
Когда вошли в квартиру, там действительно все было точь-в-точь, как описала девочка. И в глазах красавицы на портрете читалась глубокая печаль. По замыслу художника, красавица как будто исчезала, испарялась, неуловимо растворяясь на холсте, и проявлялась вновь, но все так же не до конца.
Встречала потенциальных квартиросъемщиков точеная немолодая женщина, которая представилась Агнией. На вопрос о том, кто изображен на картине, Агния ответила, что это ее мать, которой уже нет в живых.
– Тут давно никто не живет. Мы с мужем переехали жить в Италию. Вы случайно застали меня в Москве – я тут проездом. Вот, решила сама показать вам квартиру по такому случаю, а так у нас этим риэлтор занимается. Я оставила тут все как было при жизни мамы, по крайней мере, этот стол и этот портрет она просила не трогать. Это был дорогой для мамы подарок одной ее знакомой. Тут никто не живет уже почти двадцать лет, но мы регулярно наведываемся, следим за состоянием, да, и коммунальные платежи оплачиваем. Вот, решили сдавать, и, если договоримся, вы будете нашими первыми квартиросъемщиками.
Эту квартиру родители Агаты не выбрали – одной комнаты, на половину которой важно громоздился массивный итальянский стол, было явно мало на троих. Не последнюю роль сыграл и категорический протест Агаты, которая ощущала в квартире необъяснимые беспокойство и тревогу. В Москву Орловы все же переехали – правда, в диаметрально противоположный конец города, на Каширку.
Оставался месяц до наступления Нового две тысячи семидесятого года, когда Агата, всей своей девчачьей душой жаждавшая чуда и волшебства, загремела в больницу с «огненной горячкой».