Женщины бежали за Паламедом, но не могли догнать его. Выйдя в поле, герой прошел по мягкой вспаханной земле и бережно сложил свою ношу в двадцати шагах перед упряжкой Одиссея. Эврибат хотел броситься к ребенку; Паламед удержал его. Ребенок залился плачем. Одиссей продолжал вести плуг. Все с трепетом ждали, что сделает безумный отец Телемака?
Морда быка была уже над ребенком, когда Одиссей остановил упряжку. Что же! Он сделал все, что от него зависело. Пенелопа не сможет упрекнуть его, что он нарушил обещание: его перехитрили. С Паламедом он еще посчитается. А пока что остается сделать вид, что ничего не произошло.
Одиссей взял ребенка на руки, подошел к Паламеду и спросил его с деланным изумлением:
– Что случилось, о мудрейший из смертных, благородный Паламед? Как ты попал сюда, на это поле?
Паламед возразил:
– Твоя мудрость, многохитростный сын Лаэрта, не позволяет никому считать себя мудрейшим. Я прибыл сюда с твоими друзьями: с Атридом Менелаем, с Агамемноном – храбрейшим из героев! – с царем Пилоса Нестором, прославленным своим прямодушием.
Колкие намеки Паламеда не смутили Одиссея. Он отдал сына подбежавшей Эвриклее и как ни в чем не бывало приветствовал своих прославленных друзей. Но с этой минуты Одиссей возненавидел Паламеда.
Двенадцать кораблей готовилось к отплытию из гавани Итаки – двенадцать стройных, чернобоких судов с красными носами. На судах могло поместиться шестьсот воинов в полном вооруженье.
И все-таки немного кораблей шло за Одиссеем! Под пилосской дружиной Нестора примчалось в Авлиду восемьдесят кораблей; гордый силою Агамемнон предводительствовал сотней больших кораблей, по сто сияющих медью воинов на каждом. По сорок, по шестьдесят кораблей принеслись грозным строем от других ахейских городов. Всего тысяча двести кораблей покачивались на просторе круглой Авлидской бухты! Нет, не двенадцать кораблей малочисленного итакийского народа были важны для ахейского войска. Ахейцам нужен был вождь итакийцев, мудрейший из мудрых, хитроумный Одиссей. Без его хитрости, без его советов, быть может, никогда не была бы взята крепкостенная Троя…
В день отплытия боги как будто были благосклонны к итакийцам. Дул теплый зефир – попутный западный ветер. Он только слегка рябил прозрачную воду гавани. Гряда скал защищала гавань с моря, и морские волны не могли в нее проникнуть. Шумели придорожные маслины; на синем небе четко вырисовывалась вершина Нериона; солнце озаряло всю гору сверху донизу, и только тени от облачков бежали по ее густым лесистым склонам.
Войско итакийцев собиралось к своим кораблям. Не только Итака, но и подвластные Итаке острова – Зам, Закинф и Дулихий – прислали своих лучших воинов, по пятьдесят на каждый корабль. Это были могучие метатели копий, опытные стрелки из лука, неутомимые гребцы. Отряд за