Зачем я вспомнил о своих беседах с отцом Владимиром и отцом Димитрием в Caux? Мне думается, что этот антисталинский патриотизм, основанный на христианской морали, который объединяет нас и который при всей нашей любви к России заставляет нас видеть ее пороки и слабости, коренным образом отличается от посткрымского патриотизма, который заполонил сегодня наши средства массовой информации. И я не понимаю, почему наш патриотизм является менее русским, менее национальным, чем, к примеру, патриотизм Владимира Куликова, патриотизм с пеной на губах, который призывает нас вернуться к лагерной, военной, мобилизационной экономике времен Сталина. Ведь настоящий патриотизм, антибольшевистский патриотизм Петра Струве, Николая Бердяева, Ивана Ильина, патриотизм лучших сынов России сочетал в себе любовь к стране с непримиримым отношениям к слабостям русской души, с умением извлекать уроки из нашей совсем непростой истории. И причина тому очень простая, потому что в основе антикоммунистического патриотизма основателей русской религиозной философии начала ХХ века, в основании патриотизма Ивана Ильина лежал выросший из христианства гуманизм, лежало человеколюбие, заставляющее осуждать все то, что мучило русского человека, оскорбляло его достоинство, лишало его права на нормальную человеческую жизнь. А наш нынешний, посткрымский патриотизм воспринимает любую критику очевидных ошибок и просчетов власти как предательство, ибо ему абсолютно, на самом деле, безразлична жизнь простых людей. Нынешним певцам «русской весны» нет никакого дела, чем обернется для нашего и без того тощего русского здравоохранения, деградирующего русского просвещения победа «бывших шахтеров и трактористов Донбасса». Этих патриотов абсолютно не волнует, что победы «русской весны» в конце концов оборачиваются снижением продолжительности и без того недолгой русской жизни.
И еще одна особенность этого посткрымского патриотизма, который меня не только настораживает, но и иногда больно задевает. Речь идет о том, чего никогда не было в России, речь идет об этнизации патриотических чувств. Если у тебя русская фамилия, оканчивающаяся на – ов или на – ин, то ты настоящий патриот, а если у тебя фамилия на – ко, да к тому же ты не идешь в ногу с «линией партии», то ты не можешь быть настоящим патриотом. Даже политкорректный Слава Никонов публично, на людях, особенно среди именитых гостей перед передачей Владимира Соловьева, чтобы дистанцироваться от Ципко как критика «русской весны», любит как-то невзначай сказать, дословно: «Что с тебя, Саша, взять. Ты же не русский, а поляк». Да, мать моей матери, как о ней вспоминал дед Ципко, «пани Домбровская», родилась и жила до брака на Польской улице в Одессе. Скорее всего ее брат или родственник, Анджей Домбровский, был руководителем польской общины, которого, как рассказывает в «Окаянных днях» Иван Бунин, расстреляли красные в 1918 году. Но какое отношение польскость моей бабушки имеет к моему мировоззрению, к моим чувствам?