Мы правы, когда напоминаем Ющенко, что изымали у украинских крестьян зерно, обрекая их на смерть, коммунисты-украинцы, что сталинизм не имел национальной окраски. Но мы не можем запретить Ющенко рассматривать преступления сталинизма через национальную призму, обращать внимание на то, как сказался голод, возникший в результате изъятия государством у крестьян зерна, на жизни и судьбе украинского народа.
В том-то и дело, в чем не отдает себе отчет политический класс новой России. Новая Россия как правопреемник СССР, как правопреемник многонациональной России, вынуждена, обречена говорить о голодоморе как о нашей общей беде. Но мы должны одновременно понимать, что новые национальные государства, созданные на основе бывших советских республик, будут делать акцент не на общей беде, а на своих национальных особых трагедиях. Сам факт националистических спекуляций на негативном историческом опыте не дает оснований для отрицания права бывших советских республик на свою особую национальную трактовку преступлений сталинской эпохи.
На мой взгляд, у нас до сих пор нет продуманной политики по отношению к бывшим славянским республикам СССР потому, что мы все время пытаемся мерить поведение их новых элит на свой общий, общесоветский аршин. Мы все время хотим, чтобы они – украинцы, белорусы – смотрели на свою национальную историю нашими, общероссийскими глазами. Но это уже невозможно. Народы СССР, вспоминая о сталинском терроре, уже неизбежно будут акцентировать свое внимание прежде всего на жертвах со стороны своей титульной нации. Латыши и эстонцы обращают внимание в первую очередь на репрессии по отношению к своей национальной интеллигенции. Украинцы в силу крестьянской природы своей нации придают первостепенное значение ужасам голодомора 1932–1933 года в украинской деревне. Все это естественно. И не их вина в том, что, к сожалению, русские, в отличие от других народов бывшего СССР, в массе довольно равнодушно относятся к гибели представителей своего этноса в эпоху сталинизма. Мы никак не можем понять, что независимая Украина – это прежде всего независимость от России, что с того момента, как она стала независимым государством, она инстинктивно стремится освободить себя от забот о нашей общей русской судьбе и о наших общих бедах. Независимая Украина прежде всего мыслит в самостийном измерении. Сегодня Украина пытается, и, наверное, не совсем удачно, сплотить свой народ, актуализируя память о национальных трагедиях прошлого. Такова трудная логика формирования созданной во многом по инициативе Ельцина независимой Украины.
С исторической точки зрения