Не случайно И. Кант, стремившийся поставить метафизику на твердую почву науки, критиковал диалектику за ее «видимость», сводя «к разглагольствованию о чем угодно с некоторой видимостью [правоты]»37, и полагал рассудок и чувственность в качестве независимых друг от друга «начал» (или «стволов») познания. Однако, рассматривая их взаимоотношения, он все еще следовал классической традиции, считая, что они носят строго иерархический (последовательный – «одно за другим») взаимоограничивающий характер, в котором рассудок полагает границы чувственности, а высшие идеи разума не могут найти иного логического обоснования, кроме «регулятивности». Вот почему, отталкиваясь от одномерного сознания, обладающего необходимой для науки «всеобщностью» мышления, И. Кант не допускал «одномоментной» актуализации ценности и смысла, не допускал и возможности духовного опыта (будь он основан на такой актуализации).
А между тем, уже синхронизм ценности и смысла, не будучи интеллектуальным выводом, открывается именно не «сам по себе» (не по «идее» такого различения), а непосредственно «в вещах» и «через вещи». Далее, с точки зрения несовпадения ценности и смысла (и содержания духовного опыта), необходимо отказаться от любой априорной «идеи» (слова, мысли, логики) ради самой вещи (состояния, процесса), т.е. привлечь к участию в нашем познании некий присутствующий в нас самих живой опыт этой вещи.
В отличие от неклассического мышления, характернейшей особенностью классической мысли является ее нерасторжимая связь с языком (как четко фиксируемым набором знаков, способным быть выраженным графически или с помощью текста). Если бы способность к переживанию была тождественна способности к осмыслению (если бы ценность и смысл были одно и то же), то конкретных ценностей (как и конкретных смыслов) не существовало бы вовсе, и мир состоял бы не из вещей, а из слов, замещающих вещи (Ж.-П. Сартр). Классическая метафизика вся покоится в языке и слове, но слове отнюдь не «изустном», а исключительно письменном. Слово как текст («книга») – ее начало и конец. Так, существовавший на протяжении сотен тысячелетий фундаментальный феномен бесписьменной культуры – миф, живя по-настоящему лишь звуком устной речи, т.е. особого рода искусством воспроизведения, сопоставимым с искусством музыки – как и во всяких иных «вещих словах», в мифах важен не только буквальный смысл произносимых слов, но и особым образом составленное сочетание звуков и слогов38, будучи записанным в формальные знаки и сведенным только к «заключенному в нем» смыслу, т.е. становясь «священным текстом», по сути, перестает