Спал я в большой комнате на соломенном матраце, который мне постелила мать. Спальня сестры была рядом, так что я в любой момент мог оказаться рядом и помочь ей.
Подниматься с постели она еще не могла, поскольку эта болезнь изматывает силы больного, как бы парализует мышцы и сковывает мозг. Как только хворь покидает тело, сделав его немощным, силы постепенно восстанавливаются и выздоравливающие начинают учиться ходить. Вначале Наташа медленно передвигалась по дому, а затем стала выходить на улицу.
Но, как говорится, «беда одна не ходит». Вскоре слегла мать, и мне вновь пришлось обращаться к фельдшеру. Теперь в амбулатории находились раненые советские военнопленные, так как раненых немецких солдат отправили в тыловые госпитали на долечивание.
Запасы лекарств еще были, равно как и запасы продовольствия. Перед приходом в деревню немецких войск местные власти из сельсовета и колхозного правления, в том числе и заведующая сельской торговой точкой, умчались на оставшейся колхозной полуторке на Восток. В магазин тотчас же ринулись сельчане. Я поздно узнал о разграблении сельмага и пришел, как говорят, к шапочному разбору. Наиболее ценные продукты и промтовары мгновенно разошлись по рукам. На мою долю досталась дюжина стеариновых свечей, которые, несомненно, пригодились в последующем, когда не стало керосина для ламп. После разграбления сельмага, почуяв полное безвластие, крестьяне стали прибирать к рукам и другое колхозное имущество: коров, лошадей, овец, а также телеги, фуры, упряжь и другое колхозное имущество. Не обошлось и без курьезов по части раздела имущества. Это была обыкновенная повозка, передняя часть которой была съемной: пара колес на оси, оглобли с металлическими растяжками и деревянная подушка с отверстием посередине, куда вставлялся металлический шкворень – стержень, соединявший обе части телеги. Случилось так, что во время разграбления одной хозяйке досталась передняя часть, а другой – задняя. Каждой хотелось заполучить это транспортное средство в собранном виде, и они предпринимали попытки умыкнуть недостающую часть. Короче, это был крик на всю деревню. Кто не слышал ссоры двух женщин на деревенской улице? Тут будут упомянуты имена дальних родственников вплоть до седьмого колена. Наконец решили обратиться с жалобой к военному коменданту в немецкий штаб, разместившийся в нашей школе.
В качестве переводчика был приглашен не призванный по возрасту старик по кличке Шкраб. Так называли в свое время учителей, школьных работников. Был ли он когда-либо школьным работником, неизвестно, а то, что был он в немецком плену в первую мировую – несомненно. И каким, скажите, он мог быть переводчиком, если не мог двух слов сказать по-немецки? Итак, он стал объяснять ситуацию такими словами: «Вот эта фрау», – показывая пальцем на обвиняемую, – «украла у этой фрау» – опять указывая пальцем, – «колеса». Немецкий офицер ничего не понял из доклада так называемого переводчика, кроме слова «Фрау»