Талли расплатилась, дотянулась ногой до асфальта – она была маленького роста – и поняла, что наступила в лужу. Ну вот, теперь еще и замшевые туфли испортила. Чтоб тебя… тебе… чтоб его…
Еще дважды наступив в лужи, успешно маскирующиеся под идеальную поверхность, Талли добралась до подъезда.
Щелкнул кодовый замок, мелкой дробью простучали по бетонному полу каблуки, замерли у лифта, и в подъезде все стихло.
Эта тишина и отупляющая усталость создавали ложное представление о времени суток, Талли казалось, что уже глубокая ночь.
На вызов лифта кабина отозвалась движением, створки дверей разъехались. Стук каблуков приглушил линолеум. Все, финишная прямая.
Чем выше поднимался лифт, тем меньше оставалось в организме эмоций и чувств. На третьем этаже отказало чувство вины. На четвертом – чувство голода. К седьмому этажу Талли уже ничего не испытывала, кроме желания немедленно рухнуть в постель. Не переодеваясь, не умываясь и … оставив Фимку без прогулки.
Неосуществимая мечта. Еще в лифте услышала Фимкин скулеж: крамольная мысль, которую допускала хозяйка, вызвала у животного яростный протест.
Открыв дверь, Талли протиснулась мимо спятившей от радости собаки и включила свет.
– Подожди, а? – Сбросила туфли и став еще ниже ростом, босиком потащилась в комнату. – Я только немножко посижу, и пойдем. Обещаю.
Талли упала в кресло и в ту же секунду превратилась в хлам. Пятно света из прихожей лежало у входа в комнату, создавало иллюзию уюта и покоя. Шевелиться не хотелось. Сколько там ей по паспорту? Двадцать девять? Попахивает подделкой документов.
Монография, которую писала на коленке в обеденные перерывы, на форумах, конференциях и по ночам, вышла, напряжение последних месяцев отпустило, но Талли преследовало чувство, что ее занесло за цель. Жизнь превратилась в черный квадрат: как его ни обрамляй, какую философскую основу ни подводи – ничего, кроме бессмысленной пустоты и отчаяния, в этой тьме не разглядишь.
«Все из-за бабушки, лягушки-путешественницы, – уговаривала себя Талли, – бросила меня, бедную-несчастную, на выживание».
– Ей овладело беспокойство, охота к перемене мест, – противным голосом произнесла Талли, обращаясь к Фимке.
«Может, меньше будешь работать», – прощаясь, выразила надежду Фаина Абрамовна.
Меньше работать внучке было скучно.
В Центре вообще все держалось на ее страсти к работе: конференции, телепередачи, поиск спонсоров, благотворительные акции, не говоря о презентации авторской программы – это тема докторской, тут без нее никак… Опять же: цикл передач о заместительных семьях сама пробивала на телевидении.
Талли протянула руку и нащупала на столике ту самую монографию.
– Бабье царство какое-то, – проворчала, скользя глазами по списку литературы на последней странице своего нетленного труда. – Белоногова, Агеева, Кончева, Барабашова. Даже Жмурко и Артемович – и те, бабы.
Где они, эти мужики?
Например,