Воскресные прогулки под холодным дождём и пронизывающим ветром стали тяжкими.
Колонна девочек в фиолетовых платьях и плащах движется к церкви. Одной рукой каждая из них придерживает распахивающийся на ветру плащ, а в другой зажат узелок с обедом. Дождь хлещет нещадно, башмаки шлёпают по лужам. И вот, они пришли, разместились на жёстких и холодных лавках слушать проповедь. Влага проникает сквозь плетение нитей одежды всё глубже и охлаждает детские тела, вынужденные оставаться несколько часов без движений. В перерыве между проповедями они съедают свой кусок холодного мяса с давно остывшей картошкой, а потом отправляются обратно, дрожа от стужи.
С наступлением зимы эти походы стали ещё мучительнее. Намокшие и озябшие дети приходят в церковь, которая не отапливается, и продолжают мёрзнуть часами. Они пытаются согреть заиндевевшие ножки, но тщетно. Когда им позволяют съесть их обед, дуют на закоченевшие пальцы, которые с трудом удерживают почти ледяные куски. После холодной еды детей колотит озноб. В церкви то там, то тут раздаются чихание и кашель. Воспитанницы радуются концу проповеди, но ужасает долгий обратный путь, и всё же они спешат покинуть этот ненавистный храм и поскорее забыть нудную речь их мучителя, который превратил праздничный воскресный день в ужасный день пыток все проникающим холодом. На следующее утро Мария и Элизабет еле-еле могут встать, и кашель всё больше одолевает их слабые тела.
Однажды Мария чувствовала себя так плохо, что не было сил встать. Но безжалостная воспитательница потребовала, чтобы Мария оделась и присоединилась к остальным. Бедная девочка была вынуждена подчиниться. Её бил озноб, похолодевшие руки не слушались. Едва она оделась, как воспитательница, схватив её за тонкую ручку, вытащила на середину комнаты и стала порицать больного ребёнка за то, что та поставила возле кровати ночной горшок. Воспитательница негодовала, к ней в комнату проникал запах из этого горшка (вход в комнату воспитательницы располагался как раз возле кроватки Марии). Дама была так возмущена, что своим криком совсем напугала девочку. Мария трясущимися руками ухватилась за перила лестницы, дрожащими ногами шагнула на ступеньки. Её душили рыдания, но она боялась плакать, как бы ещё больше не разозлить мадам. Мария, с некоторыми перерывами, переводя дыхание, с трудом спускалась. Но всё же за опоздание её ждало наказание.
Сёстры не могли помочь Марии, лишь сочувственно