Шаг. Другой. Третий.
Ничего не происходило.
И никаких следов происшедшей битвы между серкт и хранителями пирамиды. Вообще ни одного намека на то, что здесь был кто-то живой.
Хофру остановился, утер рукавом выступивший на лбу пот. Дальше коридор сворачивал налево, становилось темнее, а тишина была такая плотная, что, казалось, ее можно пощупать.
«Ну-с, поглядим, кто здесь живет», – жрец улыбнулся ледяной стене и медленно, очень осторожно двинулся дальше.
Игра со смертью, именно так это и называется.
Но где же, во имя Селкирет, останки воинов?
Ни крови, ни тел, ни оружия. Вообще ничего…
«Сожрала она их, что ли?»
И вдруг, словно в подтверждение невысказанных мыслей, стены дрогнули – мягко, упруго, как будто пирамида была не изо льда, а из живой плоти. Хофру подался назад, к выходу; распластавшись в прыжке, он менял свое тело, обращаясь к Царице, чтобы исцелила раны, обращаясь к богине, чтобы дала силу для грядущей схватки… треснуло по швам жреческое одеяние, вытянулись руки, кожа взялась черной коркой, мгновенно отвердевшей и обратившейся в лаково блестящий панцирь. Но кишка коридора закрывалась слишком быстро.
– Божественная, даруй мне жизнь!
Этот крик вырвался из легких жреца, впитываясь в лед, ставший вдруг пористым и живым. Хофру уже знал, что не успеет – но все же воззвал к самой бессмертной Царице, представил ее такой, какой видел однажды во дворце – юной девушкой с тяжелыми медными косами до самой земли…
И она… Не рожденная женщиной, но сотворенная самым темным ритуалом хранителей таинств – она успела ответить, вбивая клин между Хофру и чужим могуществом.
Закрывающийся коридор дрогнул и замер. На мгновение, короткое и совершенно бесполезное для кого-то другого, но только не для жреца.
Расплющивая и ломая пластины панциря, Хофру с силой вбил свое тело в узкую щель, уперся хитиновыми клешнями в пульсирующий холод стены. Еще одно, самое последнее усилие – и он как пробка вылетел из пирамиды, зарылся в снегу…
Потом он долго лежал, будучи не в силах подняться и совершить обратную трансформу. Летуны испуганно косились на нечто, раскинувшееся черной кляксой среди сугробов, а Хофру все жадно хватал ртом колючий воздух и думал, думал…
Когда на темнеющее небо выкатился хрустальный серп молоденького месяца, жрец поднялся, возблагодарил Селкирет и ее божественное отражение, то есть Царицу, затем вернулся к своему обычному облику. Кожа на руках оказалась начисто содрана, и жреческие тряпки прилипли к ранам, причиняя боль. Но то были незначительные мелочи, самое главное – он остался жив. И Врата нашлись. А о том, как до них добраться, следовало бы поразмыслить Говорящему-с-Царицей.
… В главном зале Храма было пусто, темно и тихо. Замерли по углам фигуры четырех Покровителей Эртинойса – огромные, но безмолвные и беспомощные во мраке. Свернувшийся в центре великий Дракон искрился