– Белая девушка, чего тебе здесь нужно? – спросила она, увидев, что Изабель поднялась на ноги.
– Меня привел Тристан: моя семья хотела разлучить нас.
– Мудрые люди. Вы двое просто свихнулись, – сказала Урсула, не отводя мутных глаз от светловолосой девушки и стараясь определить, какой прок можно извлечь из ее появления.
– Мы любим друг друга, – объявила Изабель. – Мы хотим остаться вместе навек.
Мать Тристана не улыбнулась. От гнева черты ее угрюмого лица обозначились немного резче.
– Вам еще повезет, если любви вашей хватит хотя бы на одну ночь, – заявила она. – Мой паршивец не имеет права любить кого бы то ни было.
– Он красивый, – сказала Изабель женщине о ее собственном сыне. – Я чувствую себя ущербной, когда его нет рядом. Не могу есть, не могу сомкнуть глаз. А прошлой ночью спала, как младенец.
«Не как младенец, – подумала она про себя, – а как зародыш».
– Я люблю вас, Урсула, – осмелилась признаться Изабель, – за то, что вы вырастили такого красивого мальчика… мужчину.
Она была полна решимости стереть с этого сального коричневого лица враждебную тупость и заставить Урсулу признать чудо ее с Тристаном любви.
– Херня, – грязно выругалась женщина, но тем не менее улыбнулась.
Словно пытаясь погасить улыбку и спрятать жалкий щербатый рот, она откопала в груде наваленных рядом с постелью вещей бутылку и присосалась к горлышку. Когда глаза Урсулы закрылись, на лицо ее вернулась красота – та красота полуденного солнца, которую Изабель видела в Тристане. Хотя тело Урсулы стало грузным и превратилось в бесформенную, расплывшуюся глыбу плоти, овальное лицо ее оставалось изящным и его обрамляли роскошные волосы цвета кукурузных кисточек. Беспорядочное пересечение шрамов на ее лице – совсем не таких симметричных и исполненных смысла, как у Марии, – свидетельствовало о былых побоях и ранах.
Тристан, до этого скрывавшийся от глаз Урсулы и Изабель в той части хижины, что располагалась за грубой деревянной подпоркой, показался из-за сооружения, которое поддерживало оцинкованную жестью крышу и разделяло интерьер лачуги на некое подобие комнат.
– Мама, мы здесь не останемся. Тут слишком мерзко.
Встревоженный зычным мужским голосом, тщедушный мужичок