Подняли, чтобы выпить за героя,
За Тиодольфа Старого – и с теми,
Кто празднует в кругу своих родных,
Могучих Вольфингов, я буду вечно жить.
И с тем юнцом, что жаждет ярой битвы
И видит по ту сторону стола
Мечей калёных пламенную жатву —
В его виденье будет Тиодольф,
Что прежде появления на свет
Того юнца, за Вольфингов отдал
Свою могучую, стремительную жизнь».
Когда он закончил, Солнце Леса рассмеялась. Голос её был нежным, но смех – горьким. Она сказала:
«Нет, воин, ты умрёшь и не увидишь
Ни зала бражного, ни Вольфингов детей,
Что бегают в стенах родного дома,
А я останусь жить, и мои мысли
Все будут о тебе, я тщетно ждать
Осуждена ответа от того,
Кто никогда на чувства не ответит».
Воин вновь улыбнулся и проговорил:
«Я не узна́ю этого ни здесь,
Ни в ветхости могильного кургана,
Но ты… О, ты сомнения отбрось —
Я буду жить в тебе, любовь бессмертна,
Пока есть память».
Казалось, Солнце Леса не слушала его. Она, слегка отстранившись, стояла, глубоко погружённая в свои мысли, затем развернулась и отошла на несколько шагов, а там наклонилась, подняла что-то (а это была чудесная кольчуга) и вернулась к Тиодольфу. Она произнесла:
«Скажи мне, Тиодольф, но почему
Не носишь ты средь бури копий эту
Прекрасную кольчугу, что ковал
Железный молот в кузнице? Ты мне
Не веришь иль в решении богов
Ты сомневаешься, раз в бой идёшь упрямо
С незащищённой грудью? Иль тебя
Так гордость обуяла, что лишь смерть
Тебе достойной кажется наградой
И лучшей, чем моя любовь, скажи?»
Тиодольф ей ответил: «Солнце Леса, ты властна спрашивать меня, почему я не надел в битву твой дар, чудо мира, кольчугу, сработанную гномами! Но что же ты говоришь? Я не сомневаюсь ни в твоей вере в меня, ни в твоей сильной любви. Что же до воли богов, то её я не знаю и не могу знать и не ведаю, как изменить. Ты говоришь, что мне желанней смерть, чем твоя любовь, но я не понимаю этих слов. Не скажу, что люблю тебя больше самой жизни, ибо моя жизнь и моя любовь есть одно, их нельзя разделить.
А теперь послушай и о кольчуге. Я разгадал, что ты не просто так хочешь, чтобы я надел в битву твой дар, эту чудесную кольчугу. С ней связан какой-то рок. Если я не надену её, то, возможно, паду в сражении, но если надену, со мной может случиться что-то недостойное воина Вольфингов. Я расскажу тебе, почему провёл уже два боя с римлянами, не надевая кольчуги, и почему оставил её (я вижу, ты вновь принесла её мне) под крышей бражного зала Дейлингов. Когда я вошёл к ним в кольчуге, меня встретил один древний старец, в прошлом отважный воин. В глазах его читалась такая любовь, словно он был отцом нашего народа, а я тем, кто идёт следом за ним, продолжая жизнь. Когда же он увидел кольчугу и дотронулся до неё, любовь его охладела, сменившись грустью. Он молвил тогда пророческие слова, и они предвещали горе. Я помню, что ты сама говорила об этом даре, помню и о твоих просьбах надеть кольчугу, и не могу не думать,