Пролог
Смоленская губерния, 1814 год
Полная луна стояла над покрытым имеем лесом. Ее серебристый свет падал на протоптанные жителями Ольховки тропки между домами, узкие вереницы собачьих следов, корявых снеговиков, слепленных ребятами в ноябрьскую оттепель… Стояли рождественские морозы, и редкий крестьянин осмеливался покинуть свою избу. Где-то в лесу заунывно выли хищники. Отчаянная девица, выскочила из дома на перекресток и, прильнув к земле, прислушалась. Интересно, услышала ли она звон бубенцов, сулящий скорое замужество, но вскоре она сорвалась с места и кинулась обратно в избу.
В рождественский сочельник во всех домах горел свет. Семьи собрались на праздничный ужин. Во всех, кроме одной, стоявшей на самом краю деревни, у кладбища в густом лесу. Там жила деревенская знахарка Аграфена Федотовна. Жилище молодой мудрой женщины старались обходить стороной. И только когда в дом приходила беда, Аграфена оказывалась первым человеком, к которому бежали за помощью. Первой, после батюшки, конечно же.
Черноволосая женщина лет сорока, в роскошном платке, расшитом громадными алыми цветами, сидела за столом. Тусклый свет свечи вычерчивал в темноте ее круглое розовощекое лицо и руки с полными пальцами. Напротив нее сидел совсем еще молодой улан, князь, бледный как смерть, с черными как две пропасти глазами.
– Князь, вас же убили! Дюжину дней назад! – в очередной раз повторила Аграфена, бледная как полотно. – Изыдите!
Она перекрестилась, плюнула через плечо, отмахнулась от него вязанкой чеснока, но он не исчезал.
– Изыди, нечистая сила! – прошипела женщина, испуганно глядя по сторонам и пытаясь припомнить, куда же она поставила осиновый кол. – Изыди! Не трожь мою дочь, забудь путь в эту избу. Сгинь! Сгинь, проклятая нечисть! И из села проваливай! Не то убью вас, барин!
– Аграфена Федотовна, – убитым голосом молвил князь, – вы единственный человек во всей округе, кто способен помочь мне. Да, меня убили! Но я не умер! За что мне это проклятье?
– Грешник вы, князь, оттого Бог не берет вас ни в рай, ни в ад! – снова перекрестившись, фыркнула Аграфена и посмотрела на икону в красном углу избы, откуда уныло с иконы на нее глядела Богоматерь. – Уходи. И деревню свою оставь!
– Мудрая женщина, подскажите, что мне с этим делать? Каждый раз, когда полная Луна восходит над Ольховкой, я просыпаюсь, меня тянет прочь из склепа, меня мучает жажда, жажда крови! Меня зовет убивать. Но я не хочу. Помогите мне, Аграфена Федотовна, пока я не уничтожил свою Ольховку. Всех моих сто двадцать пять душ!
– Упырь, значит, – ухмыльнулась знахарка, – только странный какой-то, на которого не действуют наши христианские заговоры. Чеснок, наверняка, жрете еще горстями. Страшный вы упырь, князь. Кол бы вам осиновый в сердце вколоть, да чует мое сердце, что и это вас не успокоит. Прогнала б я вас, да Ольховку спасать надо. Вернетесь вы и за собой всех крепостных уведете в свое царство упыриное. Зараза дьявольская! И кто вас так умудрился-то? Неужто тот румынский граф заезжий-то, что сбежал словно крыса паршивая? Но зачем ему? Человек, вроде бы, приличный.
Знахарка поставила напротив князя зеркало. Как она и ожидала, там отражалось все, кроме барина. Упырь. Вскоре две свечки были поставлены по краям зеркала, а пред князем женщина положила чистый лист бумаги и поставила чернильницу с пером.
– Вам не понравится мое заклятье, но вы обязаны его записать, не дрогнув. Вы должны сделать все, что я вам скажу. Я видела ваше будущее. Оно у вас есть. Но я не могу описать его. В нем много вещей, которых я не знаю, в нем столько всего, чего я боюсь и не понимаю. Мне показали картинки. Непонятные моему разуму. Я видела вас среди живых, с той, которую вы любите. Но так будет, только если вы сейчас пожертвуете самым дорогим.
– Я согласен на что угодно, дорогая моя Аграфена Федотовна. Я хочу жить! И любить людей!
Женщина хитро посмотрела на упыря. Он готов был отдать все, что у него было, ей, крепостной крестьянке, чью мать приобрел пару десятков лет назад его отец. Такова жизнь. В один момент князь и его крепостной могут поменяться местами. И тот, кто носит титул, будет молить о спасении у того, кто пахал на него.
– Тогда ваш друг должен заколотить в твой гроб тринадцать серебряных гвоздей, повесить на него серебряную цепь с замком. Тоже серебряным. И ключ забрать себе. В качестве реликвии.
– Но как граф Андрей узнает об этом?
– А вы ему письмо напишите, от таинственного доброжелателя! – улыбнулась Аграфена. – Ладно, у нас мало времени, князь Дмитрий. Слушайте дальше. Потом. Он должен уехать. Подальше отсюда. В Сибирь. Чтоб его никто не нашел.
– В ссылку? За то, что был секундантом? Его судят?
– Нет, что вы, князь, – развела руками знахарка, – уехать, пока не расследовали вашу дуэль с румынским графом, уехать, чтобы спасти её! Вашу Оленьку! Он должен забрать княжну Ольгу с собой, он должен жениться на ней!
– Нет! – вскрикнул князь Дмитрий.
Он не хотел