Пусть пьяный, но силы хватило перевернуться и подмять меня под себя. Все мои трепыхания, пресеклись на корню в жёстком захвате рук. Я, как затравленный зверек, лежал и смотрел на перекошенное багровое лицо своего собственного отца. Странно, почему-то именно это я помню отлично, а что было перед этим – нет.
– Шлюха, – снова повторил он и поцеловал, второй рукой стаскивая с меня штаны. Меня как битой по башке долбанули. Двинуться не могу, смотрю что происходит, словно со стороны, и понять не могу, как так можно, с собственным сыном?!
– Папа, – пролепетал я, – зачем?
– Заткнись, тварь! – от удар по лицу, перед глазами поплыло. Болезненно, но не смертельно. В шоке смотрел, как отец, лежа на мне, стаскивает мои трусы, а затем свои.
А дальше переворот меня на живот, мои всхлипы, мольбы, чтобы он опомнился. Я же его сын, но он только зло что-то выкрикивал и попытался со всего размаха войти в меня. Боль была дикая! Я заорал как резаный! И снова получив по голове отключился, как мне кажется. Потому что пришел в себя, чувствуя толчки в заднице, жуткое жжение и боль. От ужаса я просто ревел в голос, уже перестав трепыхаться. Это сейчас понимаю, что мне в чем-то повезло. После выпивки член отца был полувялым, что и спасло от разрывов. Елозил он на мне долго, все никак не мог кончить. Когда он наконец-то угомонился и заснул прямо так, на мне, я тихо, как сомнамбула выполз из-под него и побрел в ванную. Просидел под душем, остервенело отмывая себя, и разревелся, тихо поскуливая, как побитая собака, увидев как по ногам стекает сукровица вперемешку со спермой. Помню, сильнее хотелось сдохнуть самому, чем его убить. Но жить, мне хотелось больше… А утром… Отец, как ни в чем не бывало, постучал в дверь ванной и поинтересовался, жив ли я или умер, и, не получив ответа, хмыкнув, ушел в зал.
Меня поражала его способность упиваться в усмерть, а на утро быть как огурчик и, что характерно, помнить все, что чудил по пьяни. Следовательно, он помнил и не раскаивался. Какое это омерзительное чувство, когда тебя предает тот, кому ты безгранично доверял. А доверял ли? Не помню.
Выйти к нему и посмотреть в его ублюдочные глаза, сил не было. Я так и остался в ванной. Но через минуту стук в дверь повторился. Я никак не отреагировал. Отец пинком вышиб дверь, словно она была и не закрыта вовсе, положил мне чистое белье и одежду на столик, и со словами: «Опоздаешь в школу», вышел.
Я одевался механически и таким же пришибленным весь день проходил и в школе. В голове был такой дурдом, что настоящие психи бы обзавидовались. Хотелось повеситься от стыда, убить отца