Хотя огрызнуться никогда не помешает. Тем более что еще одна мысль мелькнула. Мужчина ведь зачем-то явился именно в их таверну. И явно прежде слышал о ней, потерявшей память. И сам с нею заговорил. С теми же, кто по жизни полный ноль, не беседуют. Их просто не замечают.
Она внимательно взглянула на него. Произнесла:
– Кто вы такой, Зет?
– А кто такая вы, леди? – в тон ей проговорил тот.
В ответ на подобные вопросы – она тоже помнила из своего почти стертого из памяти прошлого – полагается загадочно улыбаться. Но только в том случае, если в сумочке у тебя – визитные карточки со всеми твоими титулами. А у нее улыбка получилась жалкой. Снова объяснять: «Я – никто? Я – не помню?»
И она сказала, изо всех сил стараясь, чтобы получилось как можно беспечнее:
– Ваш друг Стелиос считает, что когда-то я была звездой…
А Зет, противная сволочь, усмехнулся, снова окинул взглядом ее непрезентабельную одежду и насмешливо произнес:
– Но, похоже, звезда уже закатилась.
Да, в этой пикировке она теряет очко за очком. А продолжать заведомо проигрышную партию – бессмысленно.
И тогда она постаралась выдавить из себя еще одну улыбку. Пробормотала:
– Спасибо, что не дали вашему Джеку меня растерзать…
И отправилась восвояси, на свою кухню.
И услышала, как Зет ей в спину кричит:
– Эй, нимфа! А поцелуй? В благодарность за спасение?
Но она, конечно, даже не обернулась, только громко дверью в подсобку шарахнула. Хотя, чего уж скрывать, прильнуть губами к губам Зета ей вдруг ох как захотелось! Но только не сейчас. Не когда она вся взмыленная после бесконечной возни на кухне и в грязном переднике…
Весь остаток дня она была будто натянутая струна и грохотала тарелками с таким остервенением, что никто из коллег к ней даже подойти не осмеливался. Хозяина, правда, грозным видом не смутишь, но тот, что удивительно, сегодня (невзирая на разбитую тарелку) не сказал ей ни слова упрека, а всегдашние пятнадцать евро вручил ей по окончании рабочего дня даже с неким подобием улыбки.
И Димитрис, когда зашел за ней вечером, взглянул удивленно. А когда, по обыкновению, они сели вместе ужинать, тут же спросил:
– Что случилось?
Она могла бы рассказать ему, однако лишь буркнула:
– Ничего.
Не объяснять же бедняге, что она до сих пор вся кипит от гнева. Злится и на хама Зета, и на собственное глупое поведение. А пуще всего на то, что до сих пор стоят перед глазами пухлые, развратные губы… скошенный нос… насмешливые глаза неестественно зеленого цвета. Он красив, этот Рассел-Кроу-Зет. И ей хотелось бы сейчас быть рядом с ним. Чтобы он подливал ей вино, и улыбался, и говорил комплименты, и слегка насмешничал…
…Но от Димитриса так просто не отделаешься.
– Может…