Поужинали, обсудили ремонт и семейные новости, Марина упаковала свой ноутбук, переоделась и, невзначай сообщив, что ночевать не придет домой, тронула Лекса за плечо:
– Ты идешь или остаешься?
Родители услышали посыл и поняли его правильно. Марина никогда не считала нужным отчитываться в том, что происходит в ее жизни, но никогда особо того не скрывала. И хоть родители и были в курсе всех знаковых поворотов в ее личной жизни, эта тема никогда не обсуждалась. Отец усмехнулся, мать даже порадовалась бы, если бы Лекс не казался ей настолько «темной лошадкой».
Лекс тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Он не знал, как ему следует себя вести, какую роль играть – прикидываться «случайным знакомым» или считать себя «частью семьи». Он не был ни тем, ни тем и не игнорировал этот факт.
– Извини за эти смотрины, – едва они оказались в машине, сказала Марина, – теперь многие вопросы отпадут сами собой.
– Я переживу, – знакомая кривая усмешка, – у тебя хорошие отношения с родителями, это того стоит… наверное.
– А у тебя плохие?
– Я бы так не сказал, мы очень редко общаемся, чтобы иметь отношения, – невозмутимо пожал плечами Лекс, – чему я очень рад.
– Лекс, а ты кого-нибудь когда-нибудь любил? Только честно.
Если бы он не ответил или сделал вид, что не услышал или не понял вопроса, она не стала бы настаивать. Сама бы она не позволила такого вторжения в свой приват, потому заранее приготовилась к обороне. Но он ответил, просто и честно.
– Моего деда и его жену. Дед умер, когда мне было пятнадцать, с Маргарэт мы тогда же отдалились в силу разных обстоятельств, кроме них близких людей у меня не было. А так я регулярно люблю красивых женщин, но ты ведь не это имеешь в виду.
– Нет, конечно, извини, это профессиональная деформация, я лезу не в свои дела.
– Не извиняйся, я черствый сухарь и не вижу смысла это скрывать.
Марина вспомнила прошлую ночь и лишь улыбнулась про себя. Какое странное порой представление о себе у некоторых людей: чуткий, умеющий быть нежным человек называет себя черствым сухарем, зато какой-нибудь твердолобый мужлан наверняка считает себя способным понять чувства других людей и любить.
Остаток пути ехали молча, курили ментоловые вредные для сердца сигареты, стряхивая пепел в карманную пепельницу, слушали сонное бормотание радио и думали каждый о своем, не испытывая ни малейшей неловкости от висевшей в воздухе паузы.
В квартире было убрано, она снова казалась бездушно нежилой: всё на местах, по полочкам, холодильник забит продуктами и готовыми блюдами, Богард накормлен, полы чистые, пыли нигде нет. Домработница знала свое дело.
Лекс ужинать не стал, он будто