Говоря без обиняков, Россия в ее нынешнем виде обречена проигрывать соревнование Западу в части привлекательности для постсоветских обществ. Поэтому ей не остается ничего другого, кроме насилия, давления и попыток сохранения в постсоветском пространстве статус-кво. Ибо любое изменение последнего влечет для России существенные геополитические потери.
Правда, НКО и «подрывная деятельность» Запада здесь совершенно ни при чем. Напомню, что в отношении постсоветского пространства (за исключением Прибалтики) Россия всегда обладала несравненно большим потенциалом влияния, чем любой из внешних игроков. Масштабные экономические связи, общее прошлое, принадлежность немалой части элиты к советско-партийной номенклатуре, русский язык как lingua franca бывшего СССР – в общем, и hard power, и soft power были на стороне Москвы. И если она не смогла (не захотела, не умела – нужное подставить) использовать собственные преимущества, то это вопрос, в первую очередь и исключительно, к качеству российской элиты.
Справедливости ради отмечу, что порою Россия предпринимала попытки использовать свой потенциал. Однако делалось это настолько топорно и неумело, что скорее отвращало от России ее симпатизантов и вредило ее влиянию. Классическим примером здесь может служить открытое и активное вмешательство Кремля в президентские выборы на Украине в 2004 г., когда Владимир Путин не только фактически участвовал в избирательной кампании Виктора Януковича, но еще и умудрился дважды поздравить его с победой на выборах. А в конечном счете Янукович проиграл, что выглядело личным поражением Путина. И дальнейшие российско-украинские конфликты, в частности, печально знаменитая «газовая война» в бытность украинским президентом Виктора Ющенко, вероятно, были во многом продиктованы этой личной обидой.
Проигрывая Западу в смысле притягательности, Россия тем не менее остается привлекательной для своих азиатских соседей. Основной поток трудовых мигрантов из постсоветской Средней Азии направляется именно в Россию. В данном случае мы наблюдаем давнишнюю историческую закономерность: если для Запада Россия выглядит Востоком, то для Востока она выглядит Западом[40].
В киргизском революционном мифе отсутствовал элемент Запада; впрочем, России в этом мифе тоже не нашлось места. Характерно, что даже изощренные российские конспирологи не смогли обнаружить в обеих киргизских революциях и намеков западного влияния. Значит, не все революции можно считать государственными переворотами прозападных сил?
Если резюмировать, то ключ к влиянию Запада на постсоветскую динамику не в грантах, НКО и «заговорах», а в самом факте собственного существования как привлекательной политической и социоэкономической модели и умении эту модель рекламировать. Запад выглядит более эффективным, гуманным и справедливым, экономически и технологически более развитым обществом, чем Россия.
Поэтому