Красный сфинкс. Книга первая. Геннадий Прашкевич

с арками в несколько рядов, далее вновь нисходящую к диким временам и вдруг потом поднявшеюся до необыкновенной роскоши аравийскою, потом дикою готическою, потом готико-арабскою, потом чисто готическою, венцом искусства, дышащею в Кельнском соборе, потом страшным смешением архитектур, происшедшим от обращения к византийской, потом древнею греческую, в новом костюме и, наконец, чтобы вся улица оканчивалась воротами, заключавшими бы в себе стихи нового вкуса. Эта улица сделалась бы тогда в некотором отношении историею развития вкуса, и кто ленив перевертывать толстые томы, тому бы стоило только пройти по ней, чтобы узнать все».

      В русской фантастике Гоголь остался, прежде всего, рассказами.

      В марте 25 числа некий цирюльник Иван Яковлевич, живущий на Вознесенском проспекте, находит в середине разрезанного им хлеба человеческий нос. «Иван Яковлевич, – читаем мы, – как всякий порядочный русский мастеровой, был пьяница страшный», но даже такому страшному пьянице находка не понравилось. Еще меньше понравилось произошедшее коллежскому асессору Ковалеву, который, проснувшись, вместо носа обнаружил у себя на лице сплошное ровное место. Вот, однако, конфуз, ведь майор Ковалев строил самые обширные личные планы. Например, «был не прочь и жениться, но только в том случае, когда за невестою случится двести тысяч капиталу». Теперь же, при отсутствии носа…

      Еще более запутанной описанная ситуация становится, когда майор случайно видит свой нос самостоятельно выходящим из одного очень приличного дома. Нос «был в мундире, шитом золотом, с большим стоячим воротником; на нем были замшевые панталоны; при боку шпага. По шляпе с плюмажем можно было заключить, что он считался в ранге статского советника…» Попробуй понять это. Только через несколько дней полицейский чиновник с бакенбардами не слишком светлыми и не слишком темными (Гоголь всегда любил такие стилевые фигуры) разъяснил майору Ковалеву, что сбежавший нос, наконец, найден и схвачен. Как? «Да странным случаем, – с удовольствием разъяснил полицейский чиновник, – его перехватили почти на дороге. Он уже садился в дилижанс и хотел уехать в Ригу. И пашпорт давно был написан на имя одного чиновника. И странно то, что я сам принял его сначала за господина. Но, к счастью, были со мной очки, и я тот же час увидел, что это был нос. Ведь я близорук, и если вы станете передо мною, то я вижу только, что у вас лицо, но ни носа, ни бороды, ничего не замечу. Моя теща, то есть мать моей жены, тоже ничего не видит…»

      «После этого, – пояснял уже сам Гоголь, – как-то странно и совершенно неизъяснимым образом случилось, что у майора Ковалева опять показался на своем месте нос. Это случилось уже в начале мая. Не помню, 5 или 6 числа. Майор Ковалев, проснувшись поутру, взял зеркало и увидел, что нос сидел уже где следует, между двумя щеками. В изумлении он выронил зеркало на пол и все щупал пальцами, действительно ли это был нос. Но, уверившись, что это был точно не кто другой, как он самый, он соскочил с кровати в одной рубашке и начал плясать