Читатель наверняка уже утомлен длинной цитатой, поэтому я не буду для сравнения приводить другие статьи из этого словаря. Скажу лишь, что они совершенно лишены такого ерничества и злорадства. Показательно, что эта статья – чуть ли не единственная, где персонажи презрительно называются по фамилиям, без имен: даже в статье «Языковые мифы», где развенчивается тот же Есперсен, говорится, что его звали Отто.
Но если присмотреться, то окажется, что искусственные языки могут быть полезны для лингвистической теории – и даже Траск и Стокуэлл, если очистить их текст от наслоений желчи, дают намек на то, в чем может заключаться эта польза. Да, пусть ранние философские языки были неудачны, волапюк неуклюж, а создатель логлана в корне неправильно понимал, что такое язык. Но кто те люди, которые понимают это правильно? И могут ли они понимать это, если работают только с естественными языками и знают, какими они бывают, но не могут отрешиться от них и представить себе, какими они не бывают?
Отечественный лингвист Лев Щерба писал:
Не ожидая того, что какой-то писатель употребит тот или иной оборот, то или иное сочетание, можно произвольно сочетать слова и, систематически заменяя одно другим, меняя их порядок, интонацию, и т. п., наблюдать получающиеся при этом смысловые различия, что мы постоянно и делаем, когда что-нибудь пишем. 〈…〉 Ведь надо иметь в виду, что в «текстах» лингвистов обыкновенно отсутствуют неудачные высказывания, между тем как весьма важную составную часть языкового материала образуют именно неудачные высказывания с отметкой «так не говорят», которые я буду называть «отрицательным языковым материалом». Роль этого отрицательного материала громадна и совершенно еще не оценена в языкознании, насколько мне известно{3}.
Щерба имеет в виду очень простую идею, которая фактически лежит в основе всего современного синтаксиса: надо не только исследовать те предложения, которые кажутся нам правильными, но и немного менять их, чтобы «сломать», придать им неправильность. Предложение, которое кажется носителям языка неприемлемым, делает то правило, которое в нем нарушается, намного более рельефным и заметным. Так, если изучать согласование в русском языке, мы можем посмотреть на предложения (1–3) и убедиться, что первые два из них естественны, а третье явно неправильно (неправильность обозначается звездочкой; примеры взяты из статьи Ольги Пекелис{4}):
(1) У Сережи моментально менялись тон и выражение лица.
(2) У Сережи моментально менялся тон и выражение лица.
(3) *У Сережи моментально менялось тон и выражение лица.
Отсюда мы можем сделать вывод, что согласование в таких предложениях возможно либо по множественному числу, либо по признакам первого из членов, соединенных союзом