– Чтобы вы наконец-то поняли, как я дорожу собственной репутацией в свете.
Да, вот только беда, что доктор редко проникается моими ответами, а всё больше морщит лоб и втягивает свою круглую лысую голову в плечи, словно пытаясь таким образом спрятаться. До прямых оскорблений опускаться ему, воспитанному и образованному человеку, не хочется – хватит с меня на сегодня и грешника – и на сей раз он отмалчивается, а то велик соблазн придумать мне какой-нибудь интересный эпитет, вроде «Паяца» или «Шута». Ах, нет же, нет, не старайтесь выдумать то, что уже давным-давно выдумано: откройте судебные протоколы по моему делу, там всё предельно ясно написано.
Впрочем, характер доктора таков, что любая злость, любое раздражение, проходят у него в считанные минуты – то ли он сам по себе переменчив, то ли обладает способностью столь скоро забываться, если ему необходимо.
Недолгое время спустя он берёт себя в руки, собирается с мыслями, и пытается штурмовать мою крепость вновь, апеллируя уже достоверными, как ему кажется, фактами:
– Я не для красного словца упомянул о помехах, чинимых мне вами. Будьте любезны ответить искренне на следующий мой вопрос – что есть такое «Профсоюз Замученных Хорошим Обращением»?
Спросил и уже потирает руки, предвкушая моё замешательство, а, возможно, и всяческие увиливания, метания из стороны в сторону. Но и здесь его ждёт разочарование – я даже и ухом не веду. Казалось бы – наша секретная организация, тайный орден, раскрыта с потрохами, а мне хоть бы хны! Вместо того, чтобы краснеть и рвать на себе волосы, я открыто удивляюсь как случилось, что столь проницательный молодой человек, как господин доктор Стиг рассекретил тайное общество постояльцев «Вечной Радости» так скоро, аж спустя два месяца после его, собственно говоря, исчезновения.
Услышав это, доктор также держит себя в руках – свой лимит злости на сегодня он использовал – но, тем не менее, закинув пробный шар в лузу, он показывает этим, что держит руку на пульсе происходящего и, при возможности, вполне может вмешаться, а с ним шутки плохи.
– Закрыли, выходит? Ну-ну… – говорит он с мрачной иронией в голосе.
Чувствую, его это задело не на шутку. Наш маленький профсоюз давным-давно приказал долго жить, причём умер он совершенно естественной смертью, безо всякого вмешательства со стороны, однако, Стиг всё носится с ним и, очевидно, очень долго размышлял об этом, и теперь только, по прошествии длительного времени, заговаривает со мной. Что могло быть причиной, толчком? Ничего особенного, всего лишь моя неизбывная страсть к писательскому ремеслу…
В самом деле, кто-то копался в моих бумагах, это правда, – моя недавняя ночная