– Не пил! Так что можешь не бояться есть со мной из одной миски, Ника!
– А… – Вероника хотела сказать что-то ещё, но вдруг захохотала так, что девица впереди нас снова обернулась и с изумлением посмотрела на неё. Несоответствие между только что произошедшей вспышкой ярости и беззаботностью теперешнего смеха настолько выбило меня из колеи, что я тут же забыл о своём раздражении и неуверенно рассмеялся вслед за ней.
– И ты ещё заявлял, что это я хочу странного! – давясь от хохота и утирая слёзы, всхлипывала Вероника. – Сунуть руку в дерьмо, потому что было скучно! Да ещё сравнить это с пушистым котёнком… А я тебя недооценила!
Она вытянула руку и прошлась взглядом по предплечью, явно пытаясь представить, что я чувствовал, после чего зашлась в новом приступе хохота. Её смех показался мне вдруг таким притягательным и родным, что стало очевидно: несмотря на все её дикие выходки, я очарован этой странной девушкой, невесть как встретившейся мне на пути.
И тут в моей голове молнией пронеслось ещё одно воспоминание. Там, возле ржавой бочки, произошло кое-что ещё, что сейчас заставило меня вздрогнуть, и почему-то я был уверен, что именно это пыталась раскопать в моей памяти Вероника. Я подождал, пока она придёт в себя, и сказал:
– Послушай, я вспомнил кое-что ещё…
– Не-ет! – простонала она, пряча мокрое от слёз лицо в ладонях. – Хватит, пожалуйста!
– Я серьёзно, Ника. Прозвучит, конечно, как бред, но… Когда я смотрел на своё отражение в бочке, мне показалось, что за моей спиной кто-то есть. Кто-то стоит позади меня и тоже смотрит в воду, только голова у него не человечья, а собачья. И смотрит не просто так, а прямо мне в глаза – через отражение. Тут же печаль накатила, пронзительная, как будто всю скорбь мира ощутил. Только я собрался было обернуться, как всё исчезло, – и собакоголовый, и печаль, как будто, знаешь… марево какое-то развеялось. И всё это сразу выпало из памяти. Вот руку в бочке помню, а этот эпизод как ластиком стёрло…
Вероника вдруг вся как-то разом просияла.
– Вот теперь ты искренний! Теперь ты наконец не врёшь! – воскликнула она, глядя на меня с таким восторгом, словно только что я выполнил какое-то сложное задание.
Я в очередной раз поразился, насколько резко и быстро менялось её настроение, как будто переключались тумблеры: едкий сарказм, злость, хохот до слёз, и вот теперь – неподдельный восторг.
– Послушай, а ты всегда такая… многогранная? – озадаченно спросил я.
– Ты хочешь сказать, взбалмошная? – Вероника довольно улыбнулась. – Я могу быть всякой. Но с тобой же мне не надо притворяться, правда?
Чего-чего, а непосредственности ей было не занимать, и это, конечно, здорово импонировало.
– Ну да… только привыкнуть бы, – неуверенно усмехнулся я. – А что такого ты увидела в моей собакоголовой галлюцинации? Она же была спровоцирована жарой да ещё тем, что вокруг