Ежели другие избы не займутся – хорошо. Вот как огонь все поест, ложиться начнет, засыпать, – голубчики двинутся с ведрами, да с горшками, кто с чем, угольки набирать, себе в дом тащить. Может, у них и без того печь теплая – неважно. Не пропадать же добру.
А иной раз вся слобода выгорит. Что ж! – начинай жить сначала.
Мытый, сам себе приятный, постучался к Варваре. Открыла нарядная, вся вспотевши.
– Ах! Это вы. Как мило. Что это? Ржавь? Ну зачем вы трудились…
Посмотрел по сторонам: баловниц еще не было. Подождем. Стол накрыт. Миски – две, да ложки – две. Супу горшок.
– Вы присаживайтесь. Я сейчас.
Вытащила из печи противень с мышами.
– Вроде пропеклись…
– А вы лучинкой их потыкайте.
– Верно… В самый раз. Свежие, сегодня ловила.
– Чудно.
Налили ржави. Закусили.
– Ваше здоровье.
Еще налили. Хорошо пошла.
– Какая чудная ваша ржавь. С букетом.
– А это я знаю, где брать.
– А где вы берете, если не секрет?
– А на трясине. За кохинорской слободой.
– Где Садовое Кольцо?
– Ну да.
– В какую даль вы ходите!
– Но дак. Зато и ржавь знатная.
– Надо мне тоже туда наведаться.
Бабы все не шли. Бенедикт кашлянул вежливо, в кулак.
– Гости-то подойдут ай нет?
– Нет, я не решилась…
– А обещали?..
– Я подумала… вот… лучше я вам сперва открою свой секрет наедине… Не знаю, как вы воспримете… волнуюсь…
– Да я вроде тоже…
– Я не знаю, способны ли вы оценить…
– Способен, – сказал Бенедикт, но не был уверен, что способен.
– Ну хорошо… Но это секрет. Вы, конечно, никому…
– Да-да.
– Ну, закройте глаза.
Бенедикт закрыл глаза. Варвара зашуршала. Стукнуло что-то. Опять шорох. Бенедикт приоткрыл один глаз и стал подглядывать. Но ничего еще не было вроде готово, только от свечи плясали тени на бревнах – и он опять зажмурился.
– Пора не пора – выхожу со двора-а! – пропел Бенедикт.
– Да погодите вы… Какой нетерпеливый…
– Мне невтерпеж, – соврал Бенедикт и в голос игривости подпустил. – Оч-чень даже невтерпеж.
Тут ему на колени тяжесть какая-то опустилась, легкая такая тяжесть, и плесенью пахнуло.
– Вот… Смотрите…
– Что это?!..
Коробка не коробка, а вроде того; внутри листы беловатые, похоже на свежую бересту, но светлее; тонкие-претонкие и будто мусорком присыпаны, али маком.
– Что это такое?!
– А вы ближе посмотрите!
Поднес к глазам. Мусорок такой ровненький… как нитки… смотрел, дивясь… Вдруг словно бы нитка распалась и по глазам ударила: «и свеча, при которой она читала полную тревог и обмана жизнь…» Ахнул: буквы! Точно, буквы! Написано мелко-мелко, до того уж аккуратно, и не коричневые,