Но Конная гвардия не даром носит свой высокий титул. Воины умело отбивались щитами, пригибались, уворачивались и наносили своими длинными прямыми мечами скупые, но молниеносные и страшные в своей силе удары. Разрубали мерзких тварей на лету. Рыцари сгруппировались клином и, не сбавляя скорости, расчленили надвое толпу нападавших, разметали ее в стороны, сбили напор, обратили в бегство и хлынули потоком, догоняя и добивая уцелевших монстров.
Поле покрылось неподвижными и копошащимися косматыми телами, которые нещадно затаптывали боевые кони.
Бой прекратился внезапно. Так сильный встречный удар валит с ног напавшего разбойника, так молния из магического жезла отбрасывает назад нетопыря.
А я сидел на своей угомонившейся кобыле и наблюдал за окончанием сражения.
И корил себя за то, что не поддался импульсивному желанию кинуться со всеми вместе.
Я, конечно, могу найти себе оправдания, и никто никогда не подумает ставить мне это в упрек. Я ведь только летописец, чего с меня взять.
Всего лишь летописец.
Ремесленник
Знаешь, Натанька, хорошо, что жизнь подарила мне тебя.
Мне бывает трудно с тобой. И бывает больно. Но я не приму анестезию. Ни за что на свете не отдам эту боль. Потому что, лишившись ее, я останусь без счастья любви.
Мне хорошо. Меня накрыла теплая волна. Волна любви.
Виталька, вот они твои Волны и Небо. Взлет над самим собой и прозрачно сверкающая водяная гора, что накрывает и смывает с души все лишнее, все, что не нужно, что мешает в Пути.
Я прожил не двадцать восемь лет. Полтора месяца.
Как изменился мир, и как меняюсь я.
Такой осторожный и уравновешенный. Такой мастер лавировать в потоках жизни и находить нужные течения, презирающий тех, кто имеет глупость плыть против них. Такой боязливый и нерешительный.
Где ты, Олег, образца 97 года?
Куда ты скрылся, куда ушел? И не вернешься ли назад?
Надеюсь – нет.
Я не хочу с тобой встречаться.
Никогда.
Но тогда, в декабре, я еще был им.
Я только начал нащупывать новые тропки.
Придя 16 ноября на толчок и стеснительно подав тебе коробочку с кольцами. Ты достала их и долго любовалась, примеряя на пальцы и тихонько улыбаясь. Вот только глаза твои были печальны, и красные прожилки выдавали недавние слезы. Ты делала вид, что все у тебя хорошо, и я ничего не спросил, убедив себя в том, что нельзя лезть в душу человеку, если он ее не хочет открывать. Дурак. Или трус. Моего ума и смелости хватило лишь на то, чтобы предложить:
– Выбирай, какое тебе больше нравится.
Ты вскинула на меня глаза, в которых за наигранной веселостью и затаенной печалью мелькнула искорка радости и теплоты. Так я получил первую положительную оценку в твоей школе…
Забегая