Я открываю дверь и улыбаюсь:
– Десять утра.
– И что? Здесь совсем чуть-чуть, и еще я принесла апельсиновый сок – если тебе приспичит испортить вкус.
Она смешно морщит нос и надувает губы: конечно, ничего страшнее и вообразить нельзя. Я тянусь и снова ее обнимаю, шепчу на ухо «спасибо!». Как я рада, что у меня есть Карен! Карен и ее невероятная интуиция – знать, когда мне без нее не обойтись. И словно в подтверждение этого, когда мы заходим на кухню, она вытаскивает из своей стильной сумки маленький пакетик со свежими рогаликами с лососем и сливочным сыром.
– Хоть поешь нормально, – говорит она и разливает шампанское. Угу, в десять утра, самое время. Однако мы жуем, пьем и болтаем. По крайней мере, Карен жует, а я пью и болтаю. Временами она просто качает головой. Я рассказываю ей про утренний сеанс с доктором Гетенберг.
Она хмурит брови.
– И чего ты боишься?
Я колеблюсь всего секунду, а потом из глаз начинают литься слезы.
– Всего. Всегда.
Она отодвигает пустой бокал и берет меня за руку:
– Рассказывай.
– Остаться одной… принять его назад… что что-нибудь случится с Мег… что появится другой… и у меня с ним ничего не выйдет.
Карен фыркает и идет к раковине. Набирает чайник, включает его.
– Если уж дойдет до этого… Поверь моему опыту: один член мало чем отличается от другого.
Я пожимаю плечами. Она смеется.
Загибая пальцы, я продолжаю перечислять свои страхи:
– Дьявола, ведьм, пришельцев…
– Да не сочиняй.
– Правда, Карен. Так и есть.
Она усмехается:
– Офигеть.
– Однажды потерять… – Я напрягаюсь.
– Что потерять?
– Себя… контроль над собой… Если люди увидят, какая я злая, они запрут меня на замок и выбросят ключ.
– Я куплю тебе боксерскую грушу. Еще?
– Я беспокоюсь за Мег, как на ней скажется вся эта история. Она обожает отца.
– Не бойся. Она молодая и сильная, в ней слишком много от тебя, чтобы это ее сокрушило.
– Не сокрушит, но, возможно, повлияет на то, как она будет воспринимать мужчин.
– Глупости!
– …заболеть раком. Вдруг выяснится, что пептиды, которые в косметике, – канцерогенные? Что, если я слишком много пью? Что, если сработала отцовская наследственность?
– Что, если ты просто принимаешь все слишком близко к сердцу?
Я ее не слушаю.
– Еще боюсь темноты, летать на самолетах… У меня точно завелся внутренний диверсант.
Карен тихо стоит рядом с плюющимся чайником и о чем-то сосредоточенно думает. Я встаю, отвожу подругу к стулу и завариваю две чашки «Ахмада».
Ее руки плотно обхватывают чашку.
– На прошлой неделе мы с ним виделись.
Я замираю.
– Он задолжал мне деньги, и я зашла за чеком. Он хреново выглядит.
– Надо полагать, если трахаешь официантку.