Взгляд. Екатерина Мурашова

бы знал об этом. Старая королева рассказала или хотя бы намекнула ему. Ведь он был, пожалуй, единственным, кому она рассказывала о себе. Еще когда он был совсем мальчишкой. Он оставался внешне равнодушным к ее рассказам, и лениво смотрел в окно или переставлял яшмовые шахматы на столике, инкрустированном черным нефритом и слоновой костью. С самого раннего детства он знал, что ей нравилось его показное равнодушие, его взгляд сквозь и в сторону. Она рассказывала ему и вроде бы не ему. Почему так – он не догадывался. Но он хотел слушать ее рассказы и поступал так, как хотела она. Все остальные ничего не понимали в происходящем, и обмирали от его дерзости и независимости. Он, единственный при дворе, мог прогнать грозную королеву из своих апартаментов.

      – Уходи, бабушка! Я устал и хочу отдохнуть. Увидимся завтра… Нет, завтра у меня уроки фехтования и живописи… Послезавтра….

      Когда он подрос, он понял правду: его независимость была цинковой обманкой, так напоминающей золото. Спокойный, холодный и внешне равнодушный ко всему, он вырос именно таким, каким она хотела его видеть. Послушным ее воле, как все при дворе. Просто в его случае заказ был иным. Почему? Она никогда даже не обмолвилась об этом. А он не решился спросить. Кто сумеет обойтись без иллюзий в шестнадцать лет? А в семьдесят?

      Может быть, именно с этим связаны ее последние, загадочные слова? Тогда ключ уже в его руках, просто он не может опознать его среди рухляди минувших времен, безжалостно сваленной бабкой на дно сундука его памяти…

      Он сидит на корточках, и чувствует, как тянет по полу сквозняк, пахнущий жареным луком. Прямо под его покоями – кухня, его нюх – острый, как у лисенка, он всегда знает, что будет на обед. Вечно голодный толстый кузен по нескольку раз на дню приходит к нему в гости и пьет вкусные запахи. «А это вот – что? Ты знаешь? А это?» – спрашивает он. «Это рябчики в сметанным соусе, – отвечает младший, тоненький, с вечно плохим аппетитом. – А это ватрушка. С творогом и изюмом. Чувствуешь, корицей пахнуло? Может быть, пудинг…» – У старшего тупо-мечтательное выражение лица, закаченные к потолку глаза, слюни в углах толстых губ… Как близко пол, из каких больших плиток он сложен! Нет, это они с кузеном еще совсем маленькие. Кузен убежал, пригнув круглую голову, ковыляя, испуганно пригибаясь к полу. Так бегают курицы от грозного петуха. Грозный петух – это бабушка. Королева. Смотреть на нее не надо. Как много интересного в соре, который забился в щель между плитами на полу! Вот бусинка от ожерелья младшей сестры – нитка порвалась во время драки (сестра всегда начинала первой), и она так плакала… Они с кузеном ползали на коленях, пока не стемнело, но так и не сумели собрать все… А вот – иголка, которой кузен шил камзол для своего солдатика-генерала. Нужно выковырять ее и отдать ему. Как же это сделать? Тонкие пальцы, испачканные соком вездесущих одуванчиков, скрипучий бабушкин голос. Она стоит как раз возле окна…

      – Я всегда знала, что должна стать королевой, женой короля-воина. Так решил мой дядя-король. Когда он это решил, мне исполнилось три года, и какая судьба предназначалась мне