А какова была внешняя сторона этих статей, показывает следующее место.
«Нам часто приходилось оспаривать нашего автора, доказывать несостоятельность, а местами и противоречивость его взглядов. Это может обрадовать русских охранителей. «Так вот он идол, бог нигилистов! воскликнут они. – Вот он, учитель, ссылка которого объявлялась величайшим преступлением нашего правительства перед наукой. Теперь оказывается, что экономические взгляды его не выдерживают критики. Очень приятное открытие!» На такие и подобные возгласы мы заранее отвечаем следующее. Нет ничего удивительного в том. что экономическая наука сделала большие успехи со времен Чернышевского и что, поэтому, взгляды его значительно устарели теперь. При том же новейшими успехами своими экономическая наука обязана социалистам, а не гг. охранителям, которые везде употребляли в дело самые бесстыдные софизмы для того, чтобы задержать ее развитие. Правда, и для своего времени Чернышевский не был большим знатоком политической экономии. Но он все-таки понимал в ней несравненно больше, чем гг. русские охранители. Его заживо похоронили в сибирской пустыне, но ни разу ни один из реакционеров даже не попытался опровергнуть хотя бы некоторую часть его учений. Отчего же это? Оттого ли, что у них не было охоты спорить с ним? Как бы не так! Им очень хотелось бы опровергнуть его, но на беду свою они умели лишь писать пошлости на тему о том, что делали в романе: «Что делать?» Уже одно это показывает, насколько превосходил он своих врагов и умом, и талантом, и знаниями. А потому лучше молчать гг. охранителям, чтобы неосторожными и запоздалыми нападками на Чернышевского не напомнить читателям о своем собственном бессилии».
В старое время трудно было даже понять, как могли эти надуманные, неестественно звучащие слова – образец литературной безвкусицы – вырваться по отношению к «великому ученому и критику», стоявшему выше не только Грингмутов и Цитовичей – кому это нужно было доказывать? – но и всех современных ему русских публицистов и мыслителей. Конечно, не только для своего времени Чернышевский был большим знатоком политической экономии. В русской литературе он и до сих пор остается самым оригинальным экономистом.
Плеханов после понял свой промах. Это место уже исчезло из немецкого перевода, и читатель будет тщетно искать это «вещественное доказательство» в последней русской редакции.
И еще один пример. В издании «Шиповника» помещено в конце книги большое «Примечание к настоящему изданию». Но достаточно его сравнить с концом четвертой статьи в