– Гоните этого певца в шею, не хочу слушать гадину, – бушевал Иван Федорович в собственной ложе.
И певец исчез из Магадана навсегда.
Но это была последняя победа. Луценко где-то что-то писал, – это Иван Федорович понимал, но сил предупредить удар не было.
«На пенсию пора, – думал Иван Федорович, – вот только бы ларец…»
– Пенсию тебе дадут большую, – утешала его жена. – Вот мы и уедем. Все забудем. Всех Луценок, всех Варпаховских. Купим домик под Москвой с садом. Будешь председателем Осоавиахима, активистом райсовета, а? Пора, пора.
– Экая мерзость, – сказал Иван Федорович, – председатель Осоавиахима? Бр-р. А ты? – внезапно спросил он.
– И я с тобой.
Иван Федорович понимал, что жена подождет года два-три, пока он умрет.
«Луценко! На мое место, что ли, захотел? – думал Иван Федорович. – Ишь ты! И работаем не так – „хищническая“, дескать, добыча, старательская. Старательская добыча, дорогой товарищ Луценко, с войны, по приказу правительства, чтобы увеличить золотишко, а переломы, побои, смерти – так было и будет. Здесь Крайний Север – не Москва. Закон тайга, как говорят блатные. На побережье продукты смыло в море, три тысячи человек умерло. Заместитель по лагерю Вышневецкий был отдан Никишевым под суд. И срок получил. А как еще надо действовать? Луценко, что ли, научит?»
– Машину мне!
Черный ЗИМ Ивана Федоровича летел прочь от Магадана, где плелись какие-то интриги, сети – у Ивана Федоровича не было сил бороться.
Ночевать Иван Федорович остановился в Доме дирекции. Дом был творением Ивана Федоровича. Ни при Берзине, ни при Павлове Домов дирекции не было на Колыме. «Но, – рассуждал Иван Федорович, – раз мне положено, пусть будет». Через каждые пятьсот километров на огромной трассе было построено здание с картинами, коврами, зеркалами, бронзой, превосходным буфетом, поваром, завхозом и охраной, где мог бы достойно переночевать Иван Федорович, директор Дальстроя. Раз в год он действительно ночевал в своих домах.
Сейчас черный ЗИМ мчал Ивана Федоровича на Дебин, в центральную больницу, где был ближайший Дом дирекции. Туда уже позвонили, разбудили начальника больницы, всю больницу подняли «по боевой тревоге». Везде чистили, мыли, скребли.
Вдруг Иван Федорович посетит центральную больницу для заключенных, и если найдет грязь, пыль – тогда несдобровать начальнику. А начальник обвинял нерадивых фельдшеров и врачей в скрытом вредительстве – дескать, они плохо смотрят за чистотой, чтобы Иван Федорович увидел и снял начальника с работы. Такая, дескать, затаенная мысль у заключенного-врача