И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьсот восемьдесят седьмая ночь
Когда же настала шестьсот восемьдесят седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что аль-Асмаи говорил повелителю правоверных: «Я слышал многое, но ничто мне так не понравилось, как стихи, которые произнесли три девушки». – «Расскажи мне их историю», – молвил халиф. И аль-Асмаи начал рассказывать эту историю и сказал: «Знай, о повелитель правоверных, что я жил как-то в Басре, и усилилась однажды надо мною жара, и я стал искать места, где бы отдохнуть, но не находил. И я оглядывался направо и налево и вдруг заметил крытый проход между двумя домами, выметенный и политый, и в этом проходе стояла деревянная скамья, а над нею было открытое окно. И я сел на скамью и хотел прилечь, и услышал нежные речи девушки, которая говорила: «О сестрица, мы сегодня собрались, чтобы развлечься; давайте выложим триста динаров, и пусть каждая из нас скажет один стих из стихотворения, и кто скажет самый нежный и красивый стих, той будут эти триста динаров». И девушки отвечали: «С любовью и удовольствием!» И начала старшая, и стих её был таков:
«Дивилась я, когда он меня посетил во сне,
Но больше б дивилась я, случись это наяву»,
И сказала стих средняя, и был он таков;
«Меня посетил во сне лишь призрак один его.
И молвила я: «Приют, простор и уют тебе!»
И сказала стих младшая, и был он таков:
«Душой и семьёй куплю того, кого вижу я
На ложе в ночи со мной, чей дух лучше мускуса»
«Если этот образ наделён красотой, то дело завершено при всех обстоятельствах», – сказал я про себя и, сойдя со скамьи, хотел уходить. И вдруг дверь открылась, и из неё вышла девушка и сказала: «Посиди, о шейх!» И я вторично поднялся на скамью и сел. И девушка подала мне бумажку, и я увидел на ней почерк, прекрасный до предела, с прямыми «алифами», вогнутыми «ха» и круглыми «уа»[16], а содержание записки было такое: «Мы осведомляем шейха – да продлит Аллах его жизнь! – что нас трое девушек-сестёр, и мы собрались, чтобы развлечься, и выложили триста динаров и условились, что, кто из нас скажет самый нежный и прекрасный стих, той будут эти триста динаров. Мы назначили тебя судьёй в этом деле; рассуди же как знаешь и конец». – «Чернильницу и бумагу!» – сказал я. И девушка ненадолго скрылась и вынесла мне посеребрённую чернильницу и позолоченные каламы, и я написал такие стихи:
«О девушках расскажу я, как повели они
Беседу, приличную мужам многоопытным.
Их трое – как утра свет прекрасны лицом они;
И сердцем влюблённого владеют измученным.
Остались