2.2. В то же время находящиеся в центре всех указанных выше и других подобных классификаций «Уменьшительность» – «Увеличительность», выражая количественную оценку, не несут в себе ничего субъективного, поскольку – если исходить из живых словообразовательных связей этих терминов в современной языковой системе – за ними стоят совершенно объективные физические действия по глаголам уменьшить /уменьшать – увеличить/увеличивать: «1. (с-)делать меньше / больше по величине, объему, количеству» «2. (с-)делать меньшим / большим по степени, силе, интенсивности» [MAC 1984: IV, 490, 449].
2.3. Таким образом, в сфере «субъективной оценки» остаются только «Прнбр.» и «Унчж.», которые действительно оценивают, и притом субъективно.
3. Базой этой субъективности являются не реальные физические, а идеальные – ментальные – действия: не уменьшение и увеличение, а умаление (приуменьшение) и преувеличение, т. е. действия по глаголам умалить /умалять (приуменьшить / приуменьшать) – преувеличить / преувеличивать «представить / представлять что-либо (роль, значение, смысл, ценность) в меньших / больших (чрезмерно уменьшенных / увеличенных) по сравнению с действительностью размерах». Это именно те ментальные действия, которые лежат в основе особого – тимиологического – ранжирования элементов универсума по степени их важности, ценности и значительности [Пеньковский 1995] и как раз и формируют такие, по слову Ницше, «человеческие, слишком человеческие» типы отношений к человеку и миру, как пренебрежение (презрение) и уничижение (не смешивать с унижением!). И это – не отрицательная оценка, а обесценение!
4. Таким образом, общепринятая «Уменьшительность» губительно скрывает и не позволяет различать объективное физическое «уменьшение» и субъективное ментальное «умаление», как равным образом общепринятая «Увеличительность» скрывает и не позволяет различать объективное физическое «увеличение» и субъективное ментальное «преувеличение». В старом литературном языке начала – середины XIX в., где «физическое» и «ментальное», как и во многих других случаях, в семантической структуре этих слов совмещались, ситуация была принципиально иной, двузначность этих терминов была открытой и опасности не представляла.
Дело в том, что в эту эпоху уменьшить (по Далю, – уменьшить [IV, 492]) /уменьшать и умалить (по Далю, – умалить [IV, 490]) /умалять (по Далю, также умаливать [IV, 490]) функционировали как свободные дублеты. «Умалительныя называются также уменьшительными», – читаем мы в старой русской грамматике 1783–1788 г. [Барсов 1981]. Глагол же преуменьшить / преуменьшать, по-видимому, вообще еще не использовался. Во всяком случае Даль его не знает, а иллюстрации БАС [11, 310] ограничены цитатами из Макаренко и Чаковского. В то же время увеличивать значило и ‘увеличивать’