Петр едва не влетел в камеру от сильного толчка. Впрочем, и влетел бы, будь он чуть худосочнее. А так… Ну, пару шажков просеменил, а там и остановился. Впрочем, надзирателю и этого было более чем достаточно, чтобы захлопнуть за Петром глухо бухнувшую дверь.
– О. Новенького подкинули.
Четверо. Двое сложения крепкого, если не сказать больше. Двое – так. Ничего серьезного. Один сухонький, уже в годах, седой, с широкими и густыми шевченковскими усами. Второй – просто шнырь. Шестерка, однозначно. Но именно он и подал голос первым.
– Ну, не такого уж и новенького, – возразил Петр, силясь понять происходящее.
– А ты назовись, добрый человек, – попросил сухонький усач.
Все россказни о том, что в камеру нужно входить как-то по-особому, через какой-то там ритуал, россказни и есть. Главное и непреложное условие – это вежливость, только и всего. От человека, незнакомого с местными реалиями, ничего иного не требуется. Новый сиделец постепенно входит в местные порядки и правила. И только по прошествии некоторого времени с него начинается спрос по иной шкале.
Это к тому, что никто с порога не начнет тебя гнобить, если на то нет серьезной причины. Ну или тебе не повезло, и ты попал к беспредельщикам. В этом мире воровского закона как такового нет. Есть некие общие правила, которых стараются придерживаться различные группировки, дабы предотвратить беспричинную поножовщину. И во главе группировок стоят Иваны, авторитеты преступного мира, но это еще не Воры. К этому все пока только идет, но как скоро воплотится в жизнь, неизвестно. В мире Петра этому во многом способствовала Октябрьская революция, или Октябрьский переворот, это уж кому как.
Поэтому сейчас есть те, которые считают, что способны противостоять кому угодно. По сути, это и не беспредел. Просто они берут на себя ровно столько, сколько, по их мнению, могут унести.
Вообще-то странно, что надзиратель перепутал камеру. И состав сидельцев несколько настораживал. Двое быков и усач, явно душегубы. Это сразу видно по их вальяжным повадкам и взгляду. Пустому, равнодушному, проходящему сквозь тебя, будто ты пустое место и уже не существуешь. Но с другой стороны, вопрос задан достаточно вежливо.
– Петр. Из соседней камеры. Надзиратель вел с допроса, да, как видно, камеру перепутал.
– Уж не купец ли часом ты из Красноярска? – вновь поинтересовался усатый.
– И что, если так? – слегка склонил голову набок Петр.
– Здесь я спрашиваю, добрый человек, – покачал головой усач.
– Ты не следователь, чтобы мне вопросы задавать.
– Не следователь, – согласно кивнул незнакомец. – Но на вопросы мои ты ответишь. Добром иль нет, то решать тебе.
– О как.
– Да уж так.
– Ладно. Да, я из Красноярска.
– Вот видишь, как тесен мир, купец. Думал я да гадал, как бы мне с тобой повстречаться. А судьба сама нас лбами столкнула. Вижу, не понимаешь. А не ты ли год назад пострелял