– Это не серьезное нездоровье? – спросила Габриела, опираясь на руку пасынка и направляясь к экипажу.
– Нет, нет, отец счастлив вашим возвращением, дорогая Габриела, и ваша любовь укрепит окончательно его здо ровье; мы все будем счастливы, а во мне вы найдете самого любящего и самого покорного сына, – заключил он.
Габриела поблагодарила его лишь взглядом.
Как только отъехали несколько, графиня сняла шляпу Танкреда, провела рукой по его блестящим кудрям и сказала, целуя его:
– Дай поглядеть на тебя, мой кумир, мой рыцарь Танкред. Право, ты вырос и похорошел на диво, но учишься ли ты тоже чему-нибудь?
– Ах, если бы ты знала все, что я имею тебе рассказать, мама, и как я несчастлив, волосы встали бы дыбом у тебя на голове, – воскликнул мальчик.
– Несчастлив! – повторила смеясь Габриела. – Ты, должно быть, не хочешь заниматься, маленький лентяй.
Я помню, как ты три месяца учил басню «Ворона и лисица».
– Теперь, с приездом моего нового учителя, дело посерь езней басни.
– Перестань, Танкред! – перебил его Арно, которому самому хотелось поговорить с мачехой. – Не успела мама приехать, как ты надоедаешь ей. После будешь иметь время высказать свои жалобы.
И он стал рассказывать ей о своих планах на лето, о сельских праздниках, которыми намеревался развлекать ее, и об ожидаемом приезде двух его друзей, приглашенных им, чтобы увеличить общество.
Габриела весело с ним разговаривала; но когда экипаж приблизился к главному подъезду, она замолчала и вперила взор в высокую фигуру графа, вышедшего на крыльцо. Едва карета остановилась и прежде чем Арно или лакей успели помочь ей выйти, она выпрыгнула на подножку и как птичка вспорхнула на лестницу. Быстро схватила она приветливо протянутую ей руку мужа и прижала ее к губам, не обращая внимания на присутствие всей челяди.
– Прости меня, Вилибальд, не только на словах, но и сердцем, – прошептала она со слезами на глазах.
Граф вздрогнул и хотел отдернуть руку, но взволнованный, побежденный умоляющим выражением прелестного личика, привлек Габриелу в свои объятия и поцеловал ее в лоб, затем подал ей руку и повел в комнаты. Как только они остались одни, молодая женщина, бросив в сторону перчатки и шляпу, привлекла мужа на диван и, припав головой к его плечу, разразилась рыданиями. Было ли то искреннее раскаяние или напряжение нервов – трудно сказать, но этот поток слез испугал графа; ласково и нежно он старался успокоить жену, уверяя, что прошлое сглажено и позабыто.
Мало-помалу графиня успокоилась, и когда муж ушел, уговорив ее отдохнуть до обеда, она отерла последние слезы и с любопытством стала осматривать все сделанные для нее приготовления и сюрпризы. Кончив осмотр, которым осталась вполне довольна, она свернулась клубком на диване и, полузакрыв глаза, с торжествующей улыбкой на устах предалась