Мать опустила кинжал, и Гири-Сейкал поспешно отступил назад. Дикая злоба исказила его лицо и пальцы сжали рукоять ятагана, но сзади послышался смех и несколько молодых наложниц вошли на аллею. Гири-Сейкал по волчьи оскалился и, крутнувшись на каблуках, зашагал прочь.
Дели так и не решилась поговорить с матерью о странном разговоре в саду. Впрочем, немаловажной причиной стал и недостаток времени. Обременённая множеством забот в огромном дворцовом хозяйстве госпожа Сафа-икбал уделяла дочери значительно меньше внимания, чем хотелось бы им обеим. Что касается отца, то его девочка часто совсем не видела неделями, а то и месяцами…
Как раз сейчас Мохсен-Адиль вновь отсутствовал в столице, отправившись на восток султаната. Там добывали жирный чёрный камень – графит, с помощью которого кузнецы изготавливали острые и гибкие булатные клинки, славящиеся своей узорчатой красотой далеко за пределами Гараханча.
Прошло несколько дней. Ничего примечательного не происходило, но Дели постоянно ощущала угрозу, буквально пропитавшую воздух дворца. И сегодня тревога достигла апогея. Дели отчаянно страдала, не будучи в силах объяснить кому-либо владеющие ею чувства, и заработала кучу замечаний и упрёков на занятиях по письму, этикету и танцам. День близился к концу; перед ужином детям дали немного свободного времени, причём разрешили поиграть вместе и девочкам, и мальчикам. Затеяли прятки. Случилось так, что Дели пряталась вместе с Камаем, серьёзным, большеглазым мальчиком девяти лет. Он был сыном рядовой наложницы; врождённым женским чутьём девочка чувствовала, что она ему нравится. Впрочем, ей он тоже нравился, но, разумеется, Дели скорее откусила бы себе язык, чем призналась в чём-то подобном.
Солнце уже давно опустилось за деревья, и в саду быстро сгущались тени. Дети убежали в один из самых отдалённых уголков сада и затаились среди папоротников. Тогда и услышали голоса.
Дели, не раздумывая, поползла, стараясь не тревожить опахала листьев, Камай вынужден был последовать за ней. Вскоре девочка достигла ажурного сплетения золочёных прутиков ограды, разделяющей сады. Камай, переводя дыхание, остановился рядом, и дети уставились на трёх мужчин в дюжине шагов перед ними.
Один из них, стоящий к ним спиной, был никто иной, как Гири-Сейкал. Дели услышала, как резко втянул в себя воздух Камай – однажды комутан приказал выпороть его за какой-то ничтожный проступок и лично проконтролировал исполнение экзекуции. Другого, стоящего в полоборота толстяка, почти одинакового в высоту, ширину и толщину, Дели тоже знала – верховный имам. А вот третьего, сидящего на гранитном валуне к ним лицом, узнать не смогла. Всю фигуру незнакомца скрывал тёмно-лиловый