– Я понял, вы считаете меня виновным в публикации непроверенных данных? – наконец спросил я.
– Именно так, – сказала женщина и снова замолчала.
– Но я все проверил, я документ за подписью комиссара Васильева держал в собственных руках, – слабо возразил я. – Клянусь, это подлинный документ, архивный.
– Хорошо, клянитесь, – сказала женщина и положила передо мной какую-то книжку.
Я опешил.
– Это Уголовный кодекс, – пояснила она. – Положите на него руку и клянитесь. Как, готовы?
– Клянусь, – пробормотал я, уже плохо соображая.
Разговор, как мне стало совершенно ясно, складывался неудачно. Такого в моей практике еще не было.
– Полную формулу, – потребовала хозяйка.
И я вынужден был дважды или трижды повторить, что клянусь говорить правду и только правду, и ничего, кроме правды.
Некоторое время после этой экзекуции женщина молчала, потом поглядела все так же пристально и выдавила:
– Будем считать, что вы были введены в заблуждение. Постараюсь развеять все ваши сомнения.
Вот теперь хозяйка поставила на стол чашки, блюдца, прочую посуду, и разговор перестал походить на допрос или заседание суда. Женщина тоже немного смягчилась и перестала сверлить меня ледяными глазами; напротив, вдруг оказалось, что она умеет улыбаться, а ее глаза могут смотреть с интересом и вниманием. Мне пришлось рассказать предысторию, связанную с поисками следов старого клада. Потом я деликатно опустил глаза:
– Если каким-то образом оскорбил ваши родственные чувства, прошу меня извинить. Но я пользовался подлинными документами. Может быть, мой комиссар Васильев просто однофамилец вашего прадеда?
– Не думаю, – покачала головой хозяйка. – Мой прадед был как раз специалистом по таким вот делам. В первые годы советской власти ему пришлось принимать участие во многих расследованиях, он ездил по всей европейской части страны. Конечно, в основном это были Центральная и Южная Россия, но он бывал и в Петрограде, и в Москве. Мама рассказывала, что его нередко вызывали к Дзержинскому, он даже с Лениным говорил. Жаль, от того времени писем не осталось, а вот начиная с середины двадцатых годов семейных документов немало. Мой прадед, между прочим, в три музея сокровища вернул, которые были выкрадены, он описывал несколько усадеб и ценности направлял в музеи. Только одно сокровище ему так и не далось полностью…
– Какое? – быстро переспросил я.
– К вам это отношения уже не имеет, – усмехнулась хозяйка. – Махновское.
– Махновское? – не поверил я своим ушам.
– Да, – не замечая моей реакции, сказала женщина. – Он всю жизнь за ним гонялся. Несколько тетрадок исписал. Погиб из-за него…
«Надо же, – думал я, – вот и новый подарок судьбы. Махновское золото – да, это очень интересно. Но разрешат ли мне воспользоваться этими тетрадками и восстановить хронологию поисков?» Впрочем, мне не пришлось уговаривать хозяйку –