И она пошла дальше. Останавливалась через каждые два шага, смеялась, запрокидывала стриженную под мальчишку голову, морщила маленький прямой нос. Словно обходила посты восхищения ею и собирала комплименты. «Если бы она остановилась только около меня…» – разочарованно подумал Букварь.
Зойка уходила к противоположной стене, и Букварь видел ее стройные, чуть полные ноги, красные блестящие туфли на высоких каблуках, черную шерстяную юбку, обтянувшую плотные бедра, желтую вязаную кофту и короткие рыжеватые волосы.
– Букварь! Сколько зим! Привет, Букварь!
– Привет!
Букварь кивал знакомым машинально, а сам следил за красными точеными туфлями и узкой шерстяной юбкой.
«Ча-ча-ча!» – завопила радиола. «Ча-ча-ча! – зашевелился зал. – Ча-ча-ча!» Каблуки уже не шаркали, а стучали. Или так просто казалось. Букварь потерял Зойкины красные туфли, их спрятало, стерло движение.
Кешка спешил, поводил от удовольствия губами, закрывал глаза, и смеялся, и выкрикивал в такт: «Ча-ча-ча!» Толпа вертела Бульдозера, драгоценные брюки мели пыль, и Бульдозер тоже приговаривал со всеми: «Ча-ча-ча!»
Движению было тесно. С шумом оно несло танцующих по залу, как воду в Канзыбе, сталкивало их в углах зала, злилось на стены, готовое взорвать к черту этот приземистый клубик и размыть по сонному Курагину музыку, веселье, ритмы и радость.
Ноги притопывали в такт. Букварь боролся с этим притопыванием, как с дрожью. «Струсил, струсил, – бубнило в голове. – При чем тут струсил, это я тогда струсил, когда не полез в воду…»
И снова начался танец. Глаза Букваря обшаривали зал и вдруг, как в соломинку, вцепились в красные туфли и черную шерстяную юбку.
– Зойка! Можно с тобой?..
Плывут стены, плывет крошечная сцена, плывет радиола «Иртыш». Радиола стоит на табуретке, а табуретка – на сцене. Белеют клавиши радиолы – семь ровных зубов.
– А у тебя брошка, – говорит Букварь.
– Заметил! – смеется Зойка.
На вязаной кофте металлическая брошка, похожая на большой значок. Грустное лицо колдуньи, желтые распущенные волосы, чуть раскосые глаза.
– Знойная женщина!
– Я на нее похожа? – Зойкины глаза ждут.
– Нет, – простодушно говорит Букварь, – не похожа. У тебя глаза не такие. И ростом ты меньше…
– Ну вот!
– И ты… – неуверенно заканчивает Букварь. И тут же спохватывается: – Нет, ты лучше! Сама же знаешь! Стала бы ты таскать ее на груди, если бы она была красивее тебя…
– Ну вот!
Совсем он не может вести разговоры с Зойкой. Ни на что не способен! Она, наверное, обиделась. Молчит. Стоп. Шипит иголка, переползает через черную пластмассовую бровку. «Ночью за окном метель, метель…» Опять!
– Зойка! Еще раз.
И снова плывут стены.
– Зоя, ты обиделась?
– На что? – безразлично спрашивает Зойка.
– Ну вообще?
Зойка