– Я к тебе привязалась, Сень. Не могу сказать, что я тебя полюбила, наверно, если бы я так сказала, это была бы неправда. Но мне не наплевать на то, что с тобой происходит.
Я не открывала глаза, но чувствовала, что Арсений выпрямился и смотрит в окно.
– Ты знаешь, пожалуй, я тебя тоже не люблю, – задумчиво сказал он через минуту. – Единственная проблема в том, что я сплю со многими женщинами, но потом всё равно иду к тебе. Я точно понял, что ты тоскуешь по человеку, которого любила, а может, ты его ещё любишь. А он хочет с тобой быть?
У меня вдруг стали влажными руки. Я думала о том, что спрашивал Арсений, и меня переполняла горечь.
– Ты что? Ты плачешь?
– Не хочет. Но он не может уйти по-настоящему.
– Как так?
– Его всё время тянет ко мне. У нас… много общего… в прошлом.
– А там?
– А там женщина, которая его обожает, карьера и… и ребёнок.
– Так он бросил тебя из-за ребёнка? Но с ребёнком можно видеться, а жить с тобой!
– Нет, Сень. Мы расстались потому, что стали разными.
– Я ничего не понимаю, – сказал Арсений. – Ты можешь мне объяснить, в чём дело?
– Не могу. Скажи мне лучше, зачем ты разрешил Голубевой опубликовать интервью?
– Я был расстроен. – Арсений нахмурился. – Она позвонила, я говорю, давайте, только по телефону, а фотку возьмёте в театре. А потом меня срочно позвали, я что-то быстро ей наболтал, сам не помню чего. В результате там только одна моя фраза осталась. Во всём интервью.
– Видела я эту фразу. Хоть бы догадался прочитать перед публикацией.
– Не догадался. Слушай, хватит. Меня и так из-за этого дома чуть не колесовали. Отец, знаешь, как кричал!
– Могу представить.
– Не можешь… Вот назло тебе буду с ней зажигать.
– С Никой? Посмотрим, надолго ли тебя хватит… герой-любовник.
– Некогда уже смотреть. Послезавтра я с театром уезжаю на месяц на гастроли. Или на два месяца, не помню.
– Куда?
– По городам и весям. А в перспективе – за границу. Но заграничные гастроли ещё под вопросом. Вера будет этим заниматься.
– Почему ты мне раньше этого не сказал?
– Я и хотел сказать… тогда. Но ситуация не способствовала. А потом я обиделся.
– Ох, ну почему ты такой!..
Я встала с дивана и пошла на кухню. Арсений шёл за мной.
– Какой – такой? И вообще, почему ты говоришь со мной таким тоном? – сказал он мне в спину.
– Каким?
– Будто ты умираешь.
– А каким тоном я должна говорить?
– Мы тонем в словах, – сказал Арсений. – Мы запутались. И сами не понимаем, чего хотим. Я уеду, и тебе станет спокойнее.
Мы вернулись в кухню. Вера неторопливо пила чай. Она проследила глазами, как мы расселись за столом, и спросила:
– Арсений, ты ведь танцуешь в спектаклях, которые мы везём?
– В одном. – Арсений глотнул остывший чай и поморщился.
– Танцевальные движения подчёркивают обаяние жизни, которая в тебе заключена. Это больше, чем талант. Это дар.
– Спасибо