– О господи, наконец-то!
– Что такое?
– Я звоню в дверь, на мобильный, на городской, а ты не отвечаешь! Я уже хотел полицию вызывать!
– Ты с ума сошёл. Который час?
Арсений ввалился в квартиру и повис на мне. Он дрожал, и от него пахло водкой. Он обнял меня, тут же отстранился и посмотрел мне в лицо. У Арсения были тёмно-серые глаза, и сейчас они были гораздо светлее, а сам взгляд чистый и глубокий, смутно похожий на взгляд иконописных святых. Я поняла, что он здорово напился.
– Почему ты не брала трубку?
– Я отключаю на ночь телефон, а мобильный ставлю на беззвучный. В домофон у нас кто только не звонит, я привыкла не обращать внимания. Ты же знаешь.
– Но ты должна была увидеть!
– Я спала.
– Спала? – Он широко открыл глаза. И тут же нагнулся, стал возиться с туфлями, снял, прошёл в комнату, упал в кресло. Я прошла вслед за ним. Села на диван. Арсений молча смотрел на меня.
Я сказала:
– Что, по-твоему, я должна была делать в такое время? Раздевайся. Я расправлю диван.
– Меня ребята ждут во дворе.
– Ребята?
– Напои меня чаем.
Посреди стола стояли розы Яна Бокара. Арсений засунул их в двухлитровую банку. Я достала из шкафа вазу, переставила букет. Зажгла газ и, пока грелся чайник, смотрела в окно. Дорога лежала гладкой лентой – пустая и черная, фонари над ней светили по-прежнему тускло и безучастно. В воздухе угадывался рассвет, и в открытую форточку лилась утренняя тишина. Я предположила: три часа утра, три пятнадцать. Вернулась в комнату, посмотрела на часы. Было тридцать семь минут четвёртого. Арсений сидел в кресле, опустив лицо в ладонь руки, локоть упирался в валик.
– Тебя не хватятся?
– Нет, – ответил он, не поднимая лица. – Они думают, что мы трахаемся.
Я остановилась посреди комнаты.
– Они хорошо о тебе думают.
– Да. Они мои друзья, и они всегда думают обо мне хорошо.
Я вернулась на кухню, налила чая, поставила на поднос чашки и вазочку с конфетами и принесла в комнату. Поставила около кресла и села на ковёр.
– Сенечка, что такое?
Арсений поднял голову.
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что ты привозишь среди ночи своих друзей, говоришь, что мы будем заниматься любовью, оставляешь их ждать во дворе. Тебе не кажется, что это не совсем хорошо по отношению ко мне? Точнее, совсем нехорошо?
– Я не говорил, как тебя зовут. Я сказал: девушка. Сказал, чтобы меня отвезли к одной девушке. Что мне очень надо тебя видеть. И всё.
Арсений взял конфету. Развернул, сунул в рот, потянулся за чаем.
– Я сказал, что люблю тебя. И между прочим, это правда. Что ты так смотришь? Они не задали ни одного вопроса, они приняли всё как есть. Если бы сказали что-нибудь гадкое… я бы набил им морды. Но они не сказали.