149
Конец августа 2004 года. Большая машина, и человек, при взгляде на которого и при мысли о котором все во мне идет кувырком, сидит за рулем. На мне оранжевая футболка с принтом крыльями, оранжевые брюки и ногти на ногах накрашены оранжевым. Я сижу по-турецки, несу какую-то чушь, чтоб не сказать лишнего, а он держит меня за палец на ноге, и тут понимаю, что мы уехали значительно (километров так на сто) дальше того места, куда собирались. «А мы куда?» – спрашиваю. «Да на море. Ты же хотела на море. Крым или Одесса?» – «Крым», – ошалело говорю я. А до Крыма километров семьсот – восемьсот, и мы едем всю ночь, а потом еще купаемся и загораем полтора суток, и сидим ночью в креслах на берегу, и фотоохотимся на чаек, и едим мороженое и арбуз, и спим в обнимку, и гоняемся друг за другом, и я все время так невероятно счастлива, что никакие слова этого не передадут.
150
1992 год, конец сентября – начало октября. Я учусь во втором классе. Сегодня у нас в школе отключили холодную воду, поэтому всех учеников распустили по домам, и мы с моей школьной приятельницей Иркой бросаем портфели дома и приходим играть в мой двор. Подгребаем к железной горке кучу листьев и скатываемся в них. Валяемся, кувыркаемся в этих листьях, кидаемся ими друг в дружку.
Постепенно темнеет, и мама зовет домой. На прощанье меняемся с Иркой новогодними открытками, и мне достается шикарная, с зеленой окантовкой и позитивным Дедом Морозом. А дома на кухне мама сидит со своей знакомой, а на ужин овощное рагу.
Интересно, что Ирка так и не стала моей лучшей подружкой, и в жизни было немало более насыщенных и интересных дней, но именно при воспоминании об этом дне в душе поднимается ощущение спокойствия, радости, безопасности, тепла и безграничного счастья.
151
31 декабря. Мне тринадцать лет. Даже в такой день – а тем более в такой день! – пропускать тренировки на конюшне просто кощунственно.
Нас семеро – и лошадей семеро: как раз поместимся в одну смену. Но в последний момент мне звонит папа и говорит, что надо съездить в деревню, поздравить прабабушку. Чувствую себя бессердечной, но реву и все равно умоляю: можно как-нибудь – без меня? Нельзя. Меня успокаивают: приедешь позже, оставим тебе твою любимую лошадь.
Червонка маленькая, толстенькая – потому что жеребая, на нее даже седло не надевают – серая в яблоках. Ресницы длинные, серые. Очень спокойная, но очень вредная.
Мы с ней на манеже одни, после тренировки. Тренер ушел в конюшню греться, мы отшагиваемся, сегодня ночью начинается Новый год, тут тихо и снег падает огромными хлопьями, я ложусь на спину лошади и всем телом чувствую ее движение. Я плачу, потому что я совершенно счастлива.
152
Сейчас на дворе