Не стой на пороге,
Я вернусь, когда растает снег!..
То ли от того, что женщины перед этим выпили по капле, то ли по какой другой причине, но их голоса выделялись в этом стихийно образовавшемся людском хоре… Даже Митрофан придержал свой баритон: бежите, бежите вперед, девки, пускай знают все, что вы есть, что живете, что не покорились всем невзгодам и напастям… Я уже за вами как-нибудь. Так и быть.
У памятника вскоре стало тихо. Праздник покатился в сторону школы. Дети, расчувствовавшись от увиденного и услышанного, расслабились, начали дурачиться: конечно, им хотелось показать гостям из Эстонии, что они дома герои, а не лишь бы кто. Им никто и не делал замечаний. Пускай позабавятся, пускай побузят. Сегодня можно. Сегодня такой день, когда, говорят, и генералы толкаются. Беспорядочно кто-то стучал палочками по барабану, а в горн также хотелось подуть каждому, поэтому сюда, к памятнику, доносилась какая-то бессмыслица.
Для гостя из Эстонии праздничный стол накрыла жена Ивана Ивановича, их домик на территории школы, туда же пригласили и историка Николая Кирилловича, но он сослался на то, что пока не может, надо проследить, чтобы в школьной столовой дети были накормлены и напоены. «Я быстро! Пока вы тут то да это, и появлюсь. На меня глядите». Иван Иванович удивился: «Разве там некому проследить?» – «А, и правда!»
У памятника остались Ховошка, Наталья и Митрофан. Женщины опять разложили на скатерке еду, поставили в центр початую бутылку водки – это раньше, когда были помоложе, приносили они сюда самогон, сейчас этим не занимаются: есть, слава Богу, за что купить и с заводской этикеткой. Митрофан косо посмотрел на центр скатерки, как бы между прочим спросил:
– И сколько уже лет вы сюда приходите, бабы?
Ховошка и не припоминала:
– А мне кажется, что я тут и живу. Про Наталью не скажу. Наталья, а ты?
– Каждый год приходим. Ты ли не знаешь, Митрофан? – наполняя стопки, ответила и Наталья.
Митрофан вздохнул:
– Вам, бабы, памятник также надо поставить. За верность.
Возникла неловкая пауза, и ее наконец-то постаралась заполнить Ховошка:
– Не надо нам памятник, Митрофан. Господь с тобой. Где на всех памятников тех наберешься? А вот если бы мужчина подвернулся подходящий, и вышла бы. Кривить душой не стану. Хотелось мужика. Все время хотелось… Только не было за кого уцепиться. Да и ты вот на гармошке одно знай пуговки перебираешь, а более ничего не замечаешь… Да и что уж теперь? Теперь уже поздно. Поезд ушел. Хотя поговорить можно бы, и то веселее. Особенно зимой. С котом всю жизнь и протолковала. С коровкой. Теперь вот с козой… Так и живу.
– Давайте выпьем, – подняла свою стопку Наталья.
Митрофан подал стопку Ховошке, которая как-то поодаль от «стола» устроилась на зеленой траве, затем взял свою стопку, тихо произнес:
– За ваших мужиков, бабы. За всех, кто спит в этой братской могиле. И в других тоже… За всех!..
Выпили. Начали закусывать, и Митрофан вдруг заплакал. Женщины это заметили, удивленно переглянулись. Что это с ним? Мужчина украдкой смахнул слезу, сам,