Маршалл проснулся, как только шасси самолета коснулось бетонной полосы на базе ВВС Эндрюс под Вашингтоном. Несмотря на загар, лицо его казалось изможденным и бледным. Искусственный шрам, цветные контактные линзы и тени под глазами он удалил еще в воздухе, но сейчас, глядя на себя в зеркало в тесном санузле самолета, Маршалл не узнавал того человека, отражение которого видел. Голова его была чисто выбрита, борода исчезла, глаза казались безжизненными, сердце окаменело. Пабло Эчеверрия перестал существовать, а то, что осталось от спецагента УБН Маршалла Эверетта, вернулось домой. Вернулось вопреки его воле – Вашингтон был последним местом на планете Земля, где ему хотелось быть в эти минуты. Роботом он себя чувствовал, роботом, а не человеком! Человек в нем умер, осталась одна оболочка, способная ходить, говорить, поглощать пищу – не более.
Выйдя из самолета, Маршалл подумал о том, что сейчас его повезут в Специальный центр УБН, где находится Оперативный штаб полевой работы. Действительно, на краю взлетного поля стоял вертолет, который должен был доставить Маршалла в Квонтико – учебную базу корпуса морской пехоты, где помимо УБН размещались и несколько офисов ФБР. Там ему предстояло проходить трехнедельную реабилитацию, совмещенную с писанием отчетов и всесторонним психологическим тестированием, которое должно было прояснить его нынешнее душевное состояние. Он бывал в Спеццентре после эквадорского этапа операции, но тогда опрос и инструктаж заняли чуть больше недели, и это было естественно. Задача, которую Маршалл выполнял в этой стране, была сравнительно простой, к тому же тогда он был моложе. Работать в Колумбии было стократ труднее, да и риск был больше. Там Маршалл с головой погрузился в хитросплетения криминальных операций Рауля, они стали частью его жизни, въелись в плоть и кровь, и сейчас ему казалось, что какая-то враждебная сила выхватила его из привычной обстановки, лишив всего, что было ему дорого: женщины, которую он любил, ребенка, которого он ждал всем сердцем.
Все время, пока его везли в Квонтико, пока вели по коридорам в здании Центра, Маршалл продолжал думать о Паломе и их ребенке. В одном из кабинетов его наскоро опросили и вручили документы, необходимые для пребывания на территории базы. Через полчаса Маршалл был в своей комнате – скудно обставленной, где помещались только кровать, стол, стул, шкаф для одежды и маленький холодильник. По-военному аскетическая обстановка его не смутила – сейчас он больше всего нуждался в уединении: Маршаллу хотелось остаться один на один со своими мыслями и сожалениями, а не отвечать на бесчисленные вопросы или набирать на компьютере рапорты и отчеты. Он понимал, конечно, что информация, которую надеялось получить от него руководство,