Таким образом, процесс типизации в художественном произведении представляет собой воплощение типического содержания в индивидуальные формы, сопровождаемое созданием определенного равновесия между индивидуальными особенностями персонажа и его типическими чертами.
Но где же проходит граница между литературным типом и лингвокультурным типажом и существует ли она? Как преодолеть разрыв между литературоведческим и собственно лингвистическим подходами в трактовке типизируемого персонажа?
В зависимости от того, насколько художнику удается отойти в даваемых им типических образах от простой портретности, как далеко он может продвинуться в своих обобщениях, Д. Д. Благой делит литературные типы на три группы: типы местные, национальные и общечеловеческие. «К местным относятся те типические литературные образы, которые тесно связаны с определенными условиями времени, места, сословия, профессии и т. п. Такова, например, Бригадирша Фонвизина, имевшая для современников широкое типическое значение („Бригадирша ваша всем родня; никто сказать не может, что такую же Акулину Тимофеевну не имеет или бабушку, или тетушку, или какую-нибудь свойственницу“, отзывался один из них автору) и совершенно утратившая его для нас. <…> Однако Недоросль того же Фонфизина, связанный, как пьеса, с определенным общественно-историческим моментом, с узко-ограниченным бытом, в характере главного действующего лица далеко выходит за рамки того и другого, давая широко-типический образ общерусского Митрофанушки, имеющий жизненные применения не только на протяжении всего XIX века, но и в наши дни» [Благой, www]. Мы считаем правомерным утверждать, что референтной основой для созданного Фонвизиным образа Митрофанушки в современной русской лингвокультуре, стал лингвокультурный типаж «русский лодырь» (в народном фольклоре этот тип личности обозначается именем Емеля). Очевидно, для современного