Цел воздухобор!
Но – сплошное аэро —
Сам – зачем прибор?
Твердь, стелись под лодкою
Легкою – утла!
Но – сплошное легкое —
Сам – зачем петля
Мертвая?
Летчики и поэты – те, кто освоили «курс воздухоплаванья». Летчики на аэропланах, поэты в творческое небо себя поднимают сами!
«Мечта об Авионе» – записала Цветаева, возобновляя работу над поэмой 23го мая 1927 г., «под шум аэропланов»58 в Мёдонской тетради, подаренной мужем. На форзаце тетради – надпись черными чернилами: «От шестнадцатилетнего», сделанная С. Я. Эфроном 5 /18 мая 1927 года в Мёдоне, в день шестнадцатилетия первого свидания с Цветаевой. Рядом – нарисованный им портрет Льва59. Дата встречи, воспринятая обоими как день нового рождения и совместного земного пути, безусловно, соотносится с темой нового бытия и спутничества в «Поэме Воздуха». Эпиграфом поэмы задуман стих: «Никаких земель не открыть вдвоем»60, впоследствии отброшенный. Цветаева пометит дату создания «Поэмы Воздуха»: «Мёдон, 15 мая—24 июня 1927 г. – в дни Линдберга». 21—22 мая 1927 года американский летчик Карл Линдберг совершил беспосадочный перелет через Атлантический океан из Америки во Францию. Надо сказать, Цветаева вернулась к поэме неделей раньше этого события, руководствуясь внутренними причинами. Ее дата под текстом «в дни Линдберга» – скорее вызов миру техники, чем восхищенное к нему внимание, хотя Линдберг, безусловно, вызывает ее интерес хотя бы потому, что так же одинок, как Поэт. Французские летчики Ненжессер и Колли, пытавшиеся совершить трансатлантический перелет Франции – Америка61, с точки зрения Цветаевой, погибли из-за того, что были вдвоем: парность как обреченность на гибель: «причина гибели тех: парность. Линдберг: образ славы. Уединение (Линдберг) победило Одиночество (Океан). Океан надо брать наедине»62. В тетради момент «мы» с провожатым дается как «восторг парности»63. По-видимому Цветаева тогда полагала, что радость шага в паре с Рильке, гармония парности может быть только мгновенной.
Цветаева пишет «в дни Линдберга», в дни попыток человека преодолеть земное тяготение, и ее поэтическое видение посмертия противопоставлено полету технической мысли. Обращение к матери Линдберга – «Мать! Не даром чаяла: / Цел воздухобор!» – связано с особым культом матери у Цветаевой, видевшей детство колыбелью души, а мать – существом, похожим на Творца Вселенной. Материнство так же полно смысла, как поэтическое предназначение. Одно замечание о создании поэмы Цветаева сделала в 1940 году, когда поправляла свои тексты в собрании Тарасенкова о том, что поэма «написана в ответ на вопрос одной ясновидящей молодой больной (Веры Аренской, сестры Юрия Завадского):
– Марина, как я буду умирать?
Отсюда:
– … дыра бездонная
Легкого,