В королей и шутов, и в рабов.
Я не знаю, кем буду теперь —
И уже не хватает мне слов,
Чтобы роль доиграть, дотерпеть.
Мой театр диктует мне вновь
Текст героев придуманных мной.
Я заложник своих же оков,
Пленник снов я распят тишиной.
Пустота. Мой театр уснул,
А я тихо на сцене стою́
И ловлю, словно вдох, тишину,
В пустоту, как в спасенье, смотрю.
Но настанет вновь ночь и опять
Буду роли играть до утра,
Буду вновь эти строки шептать,
Те, которые создал вчера.
Я король, я спаситель, я шут —
Этим новым ролям нет конца.
Только утро избавит от пут,
Только утро даст отдых устам.
На линии огня
На линии огня, на линии руки
Тринадцатая ночь кромсает на куски
Свободу темных стен и проходных дворов.
И снова по клинку стекает чья-то кровь.
На линии огня, на отблеске клинка
Тринадцатая ночь, как пуля у виска,
Навылет пробивает последний тяжкий вздох.
И снова тишина вступает на порог.
На линии огня, на грани виражей
Тринадцатая ночь обманом миражей
На части разрывает кресты и купола.
И снова рождена безумная война.
«С легким сердцем вдохнуть эту ночь…»
С легким сердцем вдохнуть эту ночь,
В тень уйти и сквозь шторы смотреть,
Как прохладный, мерцающий дождь
Жизнь дает и полям, и реке.
На мгновение стать кораблем,
Паруса распустить над собой
И, отчалив в туман под дождем,
Никогда не вернутся домой.
Выпить сердце свое, словно яд.
Ждать чего-то в тени городов.
И найти в этом мире тебя,
Отодвинув неверье в любовь.
Помнить все, но не верить в него —
В это прошлое, в боль и печаль.
И взлететь, открывая окно,
В небеса, в расстояния даль.
Летаргия
«Воспалены секунды дней…»
Воспалены секунды дней,
И каждый шаг длиною в жизнь,
А время брызгами теней
Укроет, словно шалью, высь.
Мелькают взгляды сквозь стекло,
И запахом ночных ветров
Проникнет в дом весны тепло
Среди холодных городов.
В стране огня забыта высь,
Укрыта брызгами теней.
И каждый шаг длиною в жизнь,
А каждый крик длиною в день.
«Последняя осень – прощание с детством…»
Последняя осень – прощание с детством.
Бумажный кораблик размок под дождем
И чье-то такое жестокое сердце,
Наполнившись злобой, не вспомнит о нем.
Так холодно верить в прошедшее лето,
Так трудно забыть теплоту детских рук.
И в сердце вонзается жалом стилета
Рыданий