«Ты пытаешься найти то, чего нет, – сказал ей Дональд. – Иногда, Спэрроу, – не часто, но порой бывает! – в реальной жизни все еще проще, чем кажется».
«Ты имеешь в виду себя?»
Дональд рассмеялся: «Наглая девчонка!» А потом заговорил мягким, почти отеческим тоном, хотя лучше бы он на нее накричал: «Знаешь, с полицейскими такое случается. Работаешь, работаешь над делом, и со временем оно западает тебе в душу. Но это означает только то, что ты человек, а не то, что ты права».
Дыхание Сэди выровнялось, а Рэмзи по-прежнему не было видно. Сэди позвала его, и голос эхом отозвался от темной сырой чащи. «Рэмзи… Рэмзи… Рэмзи!» Последний негромкий возглас затих, однако пес так и не появился. Он держался более настороженно, чем брат, и Сэди завоевывала его доверие куда дольше. Справедливо или нет, именно поэтому Рэмзи стал ее любимчиком. Сэди всегда остерегалась поспешных привязанностей. Похожую черту характера она заметила у Нэнси Бейли, матери Мэгги, и это, как подозревала Сэди, их сблизило. Так называемое folie à deux,[4] разделенное безумие, когда двое в остальном вполне разумных людей поддерживают друг друга в одном и том же заблуждении. Теперь Сэди понимала, что они с Нэнси Бейли натворили, вторя своим фантазиям, убеждая себя, что в исчезновении Мэгги есть нечто большее, чем кажется на первый взгляд.
Да, это было настоящим безумием. Десять лет работы в полиции, пять – детективом, и все, чему Сэди научилась, сразу же улетучилось, стоило ей увидеть в запущенной квартире ту маленькую и худенькую девочку с растрепанными светлыми волосами. Огромными, настороженными глазами она смотрела на двух незнакомцев, ворвавшихся через переднюю дверь. Сэди подбежала к девочке, протянула руки и воскликнула чужим, не похожим на свой, голосом: «Здравствуй, милая! А кто это нарисован у тебя на ночной рубашке?» Беззащитность крохи, ее неуверенность ударили по тому потаенному месту в душе Сэди, которое она тщательно охраняла. Все последующие дни ей казалось, что она чувствует в своих руках детские ладошки, слышит тонкий, жалобный голосок: «Мама? Где моя мама?» Сэди сжигала потребность все исправить, вернуть девочке мать, и Нэнси Бейли оказалась самой подходящей союзницей. Впрочем, Нэнси простительно, что она хватается за соломинку, отчаянно ищет оправдание бессердечному поведению дочери, бросившей ее внучку одну в квартире, пытается смягчить собственную вину (если бы я только не уехала на выходные с подругами, я бы сама ее нашла!), а вот Сэди могла бы и сообразить, что к чему.
– Рэмзи! – позвала она еще раз.
И вновь в ответ тишина, которую нарушал лишь шорох листьев и журчание воды в размытой дождем канаве. Удивительно, как чувство одиночества усиливается от звуков природы! Сэди вытянула руки над головой. Желание позвонить Нэнси тяжелым камнем давило на грудь, сжимало в потных кулаках легкие.