Прапорщик огляделся. Вокруг говорила и показывала себя Москва, город, который преклонения у него не вызывал. Деревня, она и есть деревня. Пусть выклевываются инкубаторские «Макдональдсы», а стены занавешиваются ковбоями Мальборо и слонами Аэрофлота, но измученные квартирным вопросом москвичи не меняются.
Постояв секунду у подъезда как бы в задумчивости, а на самом деле изучая отражающуюся в окне первого этажа обстановку у себя за спиной, Хутчиш толкнул выкрашенную грязно-синим дверь и бодро затопал по ступенькам на третий этаж. После того как ему пришлось пробиваться по заваленной трещине, лифтом пользоваться категорически не хотелось.
Под ногами захрустела шелуха от семечек. Анатолий нагнулся и сдул мусор в лестничный пролет – это нам ни к чему.
Домофон был давно изничтожен хулиганствующим элементом, в подъезде ощутимо воняло мочой. Между первым и вторым этажами ноздри прапорщика резанул прокисший дух мусоропровода. Как ни странно, на стенах, выкрашенных в тот же грязно-синий цвет, не было ни скабрезных надписей, ни почти неизбежных «RAP!!!», «Антонов дурак», «ACID» и «Игорь + Оксана =».
Нет, ну как это его угораздило прихватить китайский ширпотреб? Прапорщик с отвращением поглядел на треклятую обувку. Несоответствие «костюм – обувь» ему очень досаждало, лишало уверенности в себе, столь необходимой при выполнении задания. (Ибо, как писал классик, недостаток воспитания можно скрыть молчанием, недостаток манер – сдержанностью, но несоответствие между цветом галстука и цветом носков вопиет.) А с таким настроением легко проколоться. Разве можно хорошо сыграть Мефистофеля с деревянной шпагой?
Анатолий уже готов был остановиться на третьем этаже, у двери, обитой древним, выкрошившимся на изгибах дерматином, с медной табличкой «50», но вниз по лестнице мимо китайских туфель Хутчиша шмыгнул черный кот, и прапорщик затопал ступеньками дальше наверх.
Он не был суеверным. Всего-навсего ему не понравился дверной глазок. Этот глазок при нажатии кнопки звонка или при повороте двери всего на три градуса автоматически фотографировал визитера [4]. А раз в месяц или чаще в подъезде должен появляться то ли водопроводчик, то ли электрик, то ли почтальон: перезаряжать микрофотоаппарат.
Квартира номер пятьдесят принадлежала Андрею Михайловичу Сверчкову – человеку в околофлотских кругах довольно известному. Особенно Андрея Михайловича ненавидели морские историки.
Историки, например, получали звания и повышения окладов за то, что проповедывали, будто Цусимское сражение русский флот проиграл из-за бездарного командования. Андрей же Михалыч, на основании неоспоримых архивных данных, доказывал, что командование было вынуждено пожертвовать кораблями, иначе в русско-японской войне Россия потерпела бы ещё более сокрушительное поражение. И к истории торпедной атаки Маринеско