Дед открыл сейф, понизил голос. За дверью можно было бы услышать лишь обрывки фраз, отдельные слова…
«На первое время хватит. Организация дела для прикрытия. Назови его как хочешь. Скажем, акционерное общество по восстановлению популяции лошадей тракененской породы «Деринг и К°». Это несущественно. Главное – поиск. Но если параллельно еще и дело пойдет – буду переводить через банк… Легально, на законных основаниях… В Маевке Verdammt noch mal[12] – не могу Георгенбург оскорблять русским названием… Там нет больше хороших кобыл… Линия англо-арабского Нана Сахиба хорошо сохранилась только в Белоруссии. Конезавод имени Доватора… Феноменальная прыгучесть…»
Мелодичный звон сомкнувшихся бокалов…
– Zum Wohle!..[13] Нет, ни эскудо, ни муадоров, ни дублонов, ни цехинов, ни луидоров, ни гиней, ни индийских рупий не было, мы же не пираты какие-нибудь. Были честно заработанные гульдены, польские злотые, венгерские форинты и румынские леи. Там наши предки двести лет продавали коней. И на императорские конюшни лошадей поставляли. А как же?.. На твой век хватит и еще внукам останется… Prost!.. Сперму – только на конезаводе имени Кирова. Ростовская область… А мы сами себя своим немецким усердием высекли… Ха-ха-ха… Быстрый селекционный успех означает столь же быстрый уход от родоначальников породы. Русские отстали в селекции, зато их родоначальники породы тракенов стоят ближе. Мы приливаем кровь английской чистокровной для усиления темперамента, а эти лежебоки, ничего не делая, сохранили ценнейшее, что называется Gewandtheit или Bosheit. Кстати, как это будет по-русски?
– Русские называют это качество натуры благозвучным и задорным словом «лихость».
Звуки наполняемых бокалов. Нетрезвые голоса.
– Нет, я не мог туда ехать. Моего сводного брата Густава – он был священник – пьяные русские солдаты прибили гвоздями к воротам кирхи. Распяли. Это страшно, но я не могу их судить. Позже я выяснил, где и когда был сформирован полк, и даже узнал фамилию командира. Все про них знаю, но судить их не могу.
– Почему?
– Потому что я видел в Белоруссии, как по телу расстрелянной нами партизанки ползал грудной ребенок. Про Хатынь я уже не говорю. Не будем об этом.
– Ты думаешь, мы туда вернемся?
Пауза.
– Я думаю, что ты сюда не вернешься.
…
Было далеко за полночь, когда без упреждающего стука в кабинет вошла Матильда. С неожиданной властностью подняла захмелевшего деда и повела в спальню. При этом от глаз Михаэля не ускользнуло кое-что интересное. Рука деда опустилась с талии любимой Putzfrau на правую ягодицу, но не задержалась на прелестной округлости, а шаловливо внедрилась ладонью между теплых холмов в самый низ, вдавило средним пальцем юбку в область вожделенного места, и Матильда не убрала его руку.
А когда благодетель заснул, она подсчитала в уме месячный цикл, тихонечко поднялась с постели